Если народ не боится смерти, то зачем же угрожать ему смертью? Кто заставляет людей бояться смерти, считает это занятие увлекательным, того я захвачу и уничтожу. Кто осмеливается так действовать?
Всегда существует носитель смерти, который убивает. А если кто его заменит — это значит заменит великого мастера. Кто, заменяя великого мастера, рубит [топором], повредит свою руку.
* * *
Вот что мы узнали о смерти из предыдущих глав: все вещи вернутся в небытие, и смерть всего неизбежна; совершенномудрый может превзойти смерть, став бессмертным, потому что она для него перестанет существовать. Даже если отнестись к достижению бессмертия серьёзно, следует признать, что оно всё равно будет относительным, а не абсолютным, ведь с прекращением Творения и возвращением всего в небытие, туда же отправится и бессмертный – из общей реальности не выпрыгнешь, как ни старайся.
Некоторые люди, напившись опьяняющего или нанюхавшись ещё более опьяняющего, пишут всякую ерунду в твиттер. Семьдесят четвёртая глава заставляет задуматься о том, чем вдохновлялся автор, когда начал её сочинять. Первый абзац, вроде бы, направлен на очередную защиту народа от супостатов, стращающих его смертью. Но когда это народ не боялся смерти, скажите мне? То, что мыслей о её неотвратимости обычно избегают – это понятно, то, что в некоторых культурах считалось особенно почётным умереть в бою – понятно тоже, но это не значит, что страха перед смертью люди совсем не испытывали. Впрочем, преувеличение, как средство для оказания большего впечатления на читателя, используется многими пропагандистами и писателями.
Ну ладно, народ не боится смерти, но кто-то его ею пугает. Видимо, это какой-нибудь злой тиран, больше, вроде, некому. Дальше автор угрожает (смертью?) тому, кто запугивает народ, обещая захватить злодея. Фраза «Кто осмеливается так действовать?», судя по всему – эмоциональный всплеск и риторический вопрос. Такое чувство, что в дописывании «Дао Дэ Цзин» мог поучаствовать кто угодно.
Малявин в переводе семьдесят четвёртой главы пошёл другим путём, воспользовавшись той версией списка «Дао», в которой вместо иероглифа «смерть» использовался иероглиф «казнь». Его перевод получился более осмысленным, но вторая часть главы стала выглядеть несколько глуповато.
В версии Ян Хин Шуна второй абзац обретает метафизическую глубину. «Носитель смерти, который убивает» – это почти ангел смерти или злой рок Судьбы. И вот что получается: тот, кто берёт на себя роль ангела смерти, вмешивается не в своё дело, а потому повредит самому себе. Вывод примитивный, но в нём есть хоть какой-то смысл: дай судьбе делать свою работу, и не суетись с тем, чтобы кого-нибудь отправить на тот свет своими руками. Или, как уже было писано ранее, дай врагам умереть самим. А ты живи спокойно, в недеянии, и наблюдай, как вещи изменяются, время от времени изменяясь до полного исчезновения.
А если комментировать очень въедливо, то надо сказать, что настоящего мастера никто не заменит, а попытавшись заменить, сделает только хуже. Очевидная, вроде бы, мысль, но всегда удивительная. Ещё бы понять, кто настоящий мастер, и не должен ли именно ты стать тем орудием Судьбы, от рук которого твой недруг должен сгинуть вовеки; всюду, где существует недоговорённость, находятся лазейки для сомнений и произвольных интерпретаций сказанного.
Великая мудрость похожа на великую глупость; отсутствие мудрости похоже на её отсутствие.