Реки и моря потому могут властвовать над равнинами, что они способны стекать вниз. Поэтому они властвуют над равнинами.

Когда [совершенномудрый] желает возвыситься над народом, он должен ставить себя ниже других. Когда он желает быть впереди людей, он должен ставить себя позади других. Поэтому хотя он и стоит над народом, но народу он не в тягость; хотя он находится впереди, народ ему не вредит. Поэтому люди с радостью его выдвигают и от него не отворачиваются. Он не борется, благодаря чему он в мире непобедим.

* * *

И снова о власти. Реки, видите ли, могут стекать вниз, и потому властвуют – заявление сомнительное по содержанию, поскольку то, что вода протекает по долине, не означает, что она над этой долиной властвует. Богатое воображение поэта способно наделить реку властью, но к реальности это не будет иметь никакого отношения. Тем не менее, образ реки, стекающей вниз, ясно намекает, что и власть имущим следует быть попроще и поближе к народу.

Далее автор начинает порочить светлое звание совершенномудрого, уверенно предполагая, что тот, как, видимо, и все остальные, хочет возвыситься над народом. Вор, глядя на святого, будет видеть только его карманы; политик, глядя на совершенномудрого, видит такую же, как у себя, жажду власти. Я уже не говорю о том, что этот новый поворот опять радикально отменяет всё, что сообщалось нам о совершенномудром в первой части книги.

В седьмой главе мы читали: «Поэтому совершенномудрый ставит себя позади других, благодаря чему он оказывается впереди». В общем смысловом контексте главы эта фраза описывала служение людям и продвижение по Пути. Здесь: «Когда он желает быть впереди людей, он должен ставить себя позади других». Слово «желает» (или «хочет») есть во всех версиях перевода, так что смысл первоисточника не искажён. И тогда навык «ставить себя ниже других» и «позади них» становится манипулятивным лицемерным приёмом, применяемым для того, чтобы и властвовать, и не раздражать народ. Если кто-то скажет, что такова высшая мудрость, то я не согласен. Таковы популистские политические приёмы, они и сейчас в ходу.

На примере якобы совершенного поведения мудреца, правителя учат, как нужно обращаться с народом; и здесь не вполне понятно, должна ли эта глава заставить задуматься властителей, чтобы они потом поступали мудро, или же она специально написана, как готовое руководство к действию, а её автор был вхож во дворцы. Любому хочется, чтобы люди с радостью его выдвигали и от него не отворачивались. У Малявина ещё круче: «Вот почему весь свет восхваляет его без пресыщения». Предел мечтаний, да и только.

В любом случае, мотивы, которыми руководствовался автор, сочиняя искажающую образ совершенномудрого главу, понятны. Непонятно, как её можно воспринимать всерьёз, считая, что она тоже вышла из-под пера Лао Цзы. В преклонении перед авторитетами люди порой уподобляются слепцам, но не нам их судить. Мы, подражая совершенномудрым, не будем ни с кем бороться, чтобы остаться неуловимыми и непобеждёнными.