Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает. То, что оставляет свои желания, отказывается от страстей, притупляет свою проницательность, освобождает себя от хаотичности, умеряет свой блеск, уподобляет себя пылинке, представляет собой глубочайшее. Его нельзя приблизить для того, чтобы с ним сродниться; его нельзя приблизить для того, чтобы им пренебрегать; его нельзя приблизить для того, чтобы им воспользоваться; его нельзя приблизить для того, чтобы его возвысить; его нельзя приблизить для того, чтобы его унизить. Вот почему оно уважаемо в Поднебесной.

* * *

Чего не хватает большинству глав второй части «Дао Дэ Цзин» – так это свежести. Удивительные заявления есть, а свежести нет. Всё пропитано духом повторов, как будто историю, которую мы уже слышали, нам пересказывают снова, но в пересказе она делается скучнее и примитивнее.

Начало здесь бодрое: знающий не говорит, говорящий не знает. Буквальное понимание этих слов, принятое как чистая истина, заводит нас в тупик, ведь тогда любой, кто говорит о том, что он знает, например, что происходит в мире атомов, микробов, людей или даже о том, что происходит в соседнем дворе – точно ничего не знает. А тот, кто говорит, что знает о том, что говорящий не знает, сам сразу попадает в такое же положение. Поэтому добросовестный комментатор должен сделать интеллектуальное усилие, предположив, что речь идёт только о тайном знании, о котором говорить либо запрещено, либо совсем невозможно.

Существуют люди начитанные, но не имеющие личного опыта мистических состояний и прохождения Пути. Если они возьмутся рассуждать обо всём этом, то их слова не будут иметь под собой истинного знания; а смысл того, что они где-то прочитали или услышали, исказится, ведь они станут говорить о том, чего по-настоящему не понимают. И потому начитанные люди поневоле внесут в пересказ своё понимание, не соответствующее содержанию исходного послания. Это мы, собственно, и наблюдаем при чтении большинства глав второй части «Дао Дэ Цзин».

Есть многое на Пути, что переживается, но не поддаётся адекватному выражению в словах. «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао», помните? Фразы «Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает», по сути, отсылают нас к утверждению, открывающему «Дао Дэ Цзин». Познавший дао, должен молчать, говорящий пока ещё ничего не знает. Под определение говорящего тут же попадает и сам Лао Цзы, но об этом мы просто не должны задумываться. Я бы даже сказал, что мы не должны задумываться об очень многом из того, что написано в «Дао Дэ Цзин», иначе у нас могут возникнуть неправильные мысли и мы не получим той дозы вдохновения и благоговения перед глубиной этого текста, которую получают из него многие другие. Лучше пойдём дальше.

Третье предложение абзаца – почти дословная цитата фразы из четвёртой главы, посвящённой описанию дао. Добавление в неё отказа от желаний и страстей, позволяет предположить, что перед нами рекомендация к тому, как должен вести себя человек, стремящийся к тождественности с дао. Способен ли он сделать себя таким – другой вопрос. Однако, упоминания человека в тексте нет, а есть – «то» и «оно», и у Малявина так же. И тогда, увы, нам предлагается очередное описание дао, дополненное неуместными здесь желаниями и страстями; в следующей же фразе описывается полная индифферентность дао к попыткам им манипулировать. Поэтому оно уважаемо в Поднебесной, и поэтому мы переходим к рассмотрению следующей главы.