Человек с высшим дэ не стремится делать добрые дела, поэтому он добродетелен; человек с низшим дэ не оставляет [намерения] совершать добрые дела, поэтому он не добродетелен; человек с высшим дэ бездеятелен и осуществляет недеяние; человек с низшим дэ деятелен, и его действия нарочиты; обладающий высшим человеколюбием действует, осуществляя недеяние; человек высшей справедливости деятелен, и его действия нарочиты: человек, во всём соблюдающий ритуал, действует, [надеясь на взаимность]. Если он не встречает взаимности, то он прибегает к наказаниям. Вот почему дэ появляется только после утраты дао; человеколюбие — после утраты дэ; справедливость — после утраты человеколюбия; ритуал — после утраты справедливости. Ритуал — это признак отсутствия доверия и преданности. [В ритуале] — начало смуты.

Внешний вид — это цветок дао, начало невежества. Поэтому [великий человек] берёт существенное и оставляет ничтожное. Он берёт плод и отбрасывает его цветок. Он предпочитает первое и отказывается от второго.

* * *

В иероглифе «Дэ» наличествует пять смысловых элементов, и дословно их сочетание переводится так: десять глаз смотрят на поступки одного сердца. Возможно, это глаза близких ему людей (если мы вспомним про упоминавшихся тексте Лао Цзы «шесть родственников») или глаза посторонних свидетелей жизни человека. Не исключено, что одна пара глаз принадлежит самому обладателю сердца, а ещё одна (или оставшиеся четыре) – Творцу; в любом случае здесь говорится о внешнем свидетельствовании поступков человека и его намерений. Искренность, постоянство, следование – идеям, желаниям, необходимости или Воле – вот что, вероятно, должно оцениваться тем, кто наблюдает поступки сердца человека. Конечно, список может быть расширен и изменён согласно представлениям о правильном и хорошем того, кто в данный момент выносит своё суждение. В этом смысле люди, оценивающие нас, всегда подходят к нашим действиям со своим собственным мерилом. И получается, что оценки людей неизбежно окажутся субъективными, а потому нет большого смысла на них ориентироваться.

Общепринятое понимание добра и зла может считаться условно объективным критерием, ведь в разных сообществах это понимание тоже разнится в силу неодинаковости идей, верований, и представлений о допустимом и недопустимом. Тем не менее, тот кто творит доброе в границах, принятых в данном сообществе, и будет считаться добродетельным. Нас оценивают положительно, когда мы соответствуем представлениям людей о правильном и хорошем поведении.

В этой главе появляется высшее и низшее дэ. И здесь может быть несколько трактовок того, что имеет в виду её автор; если речь идёт о добродетели, тогда тот, кто уже пресытился добрыми делами, не стремится их делать, ведь его репутация в обществе и так высока. Но человеческое эго таково, что ему всего мало, поэтому благотворители продолжают благотворительствовать, увеличивая свои заслуги, а значит, они всё ещё хотят укреплять и умножать свою добродетель.

Логика рассуждений автора очевидна: тот, у кого уже богат, перестаёт стремиться к богатству; следовательно, тот, кто уже добр, не будет пытаться сделать себя ещё добрее, при помощи нарочито добрых дел. То, что для одного уже стало естественным, другому только хочется обрести, и он идёт путём внешних заслуг, надеясь развить в себе внутренние качества, соответствующие поступкам. На этом принципе строится практика различных обетов, которые обычно принимают монахи в христианских, например, конфессиях. Есть обеты личного воздержания, вроде обета молчания, и есть обеты служения, когда монахи и монахини помогают нищим и больным, кормя их и выхаживая. Последователи разных религий стремятся совершать добрые дела, чтобы умилостивить Бога и попасть в рай. Бывает, что послушание служения накладывается на монаха или мирянина для исправления каких-то его дурных качеств. Тогда возникает ровно та ситуация, которую Лао Цзы описывает словами «не оставляет намерения делать добрые дела, поэтому он не добродетелен».

Памятуя, что термин дэ, помимо прочего, означает процесс творения и поддержания вещей, то человек с высшим дэ, видимо, познал Творца в большей степени, чем человек с низшим дэ. И впрямь, чтобы суметь остановиться в стремлении к свершению добрых дел, нужно уже избавиться от эго. Тогда ты делаешь то, что делаешь, не привязываясь к результату и не думая о том, сколько добра сможешь причинить людям. Об этом, собственно, говорится чуть дальше: «человек с высшим дэ бездеятелен и осуществляет недеяние». Забавно, что многие комментаторы воспринимают «бездеятельность» совершенномудрого буквально, присоединяя к нему и недеяние. Дескать, совершенномудрый ничего не делает и поэтому он совершенен. Конечно, способность ничего не делать производила впечатление на людей во все времена, ведь совсем ничего не делать – не фантазировать, не вспоминать прошлое и не строить планов на будущее; не читать, и не смотреть видео в смартфоне – дано далеко не каждому. 

Бездеятельность, о которой говорит Лао Цзы, описывает спокойный ум, которому не требуется себя чем-либо занимать, и в котором нет постоянных позывов к какому-либо действию. При этом в состоянии спокойного ума можно совершать любую работу, не требующую активного мышления. В написании текста, например, участие ума необходимо, в работе по дому оно почти не требуется. Кроме того, бездеятельный ум свободен от идей, требующих действия и обосновывающих его необходимость. В таком уме нет озабоченности справедливостью, человеколюбием и прочими светлыми идеями. Это ум – прошедший трансформацию, не формирующий желаний и не цепляющийся за впечатления.

Непривязанность к идеям не подразумевает полного и абсолютного бездействия. Источник действия меняется, но не исчезает; им становится необходимость – своя собственная, необходимость окружающих или необходимость Творения. Поступки совершаются из состояния недеяния, в котором нет ощущения делателя и осознания важности своих действий. Никакой бездеятельности здесь нет и в помине.

Лао Цзы описывает процессы с позиции утраты естественности и удаления от дао, но человек проходит их в обратном порядке. Лао Цзы демонстрирует деградацию, но путь к совершенной мудрости – это эволюция. Поэтому я рассмотрю путь изменения состояний в порядке, обратном описываемому; от ритуала – к дао. 

Ритуал – застывшая форма действия, признак утраты связи с Источником и отсутствия высшего восприятия. Точности соблюдения ритуала придаётся особое значение, ведь благодаря ей люди пытаются достичь чего-то высшего. Религии полны ритуалов, призванных умилостивить Бога, или вызвать Его на ответное действие. При отсутствии видения и понимания остаётся надеяться на то, что точное выполнение обряда принесёт нужный результат. Здесь мы видим почти магическое отношение к действию, но любой ритуал постепенно превращается в магическое действие, хотя его участники могут этого не осознавать. Ритуал – это способ получения того, что получить иначе невозможно. Ну, или тем, кто знает ритуалы, неизвестны другие способы обретения желаемого.

Вера в важность и значимость ритуалов должна поддерживаться обещанием наказаний за их невыполнение. Гореть в аду тем, кто не постится, не ходит на воскресные службы или пятничные молитвы, и вообще не верит в Бога Всемилостивого, Всемогущего. А тем, кто верит неправильно – тоже гореть в аду, но ещё их можно поучить уму-разуму и при жизни.

Ритуал призван поддерживать «правильный» порядок вещей. Справедливость – попытка установления порядка, исходя из идеи воздаяния по заслугам. Ритуал поддерживает иллюзию гармонии, справедливость должна построить её на основе одной, пусть и широко трактуемой идеи. Принцип справедливости отражён в религиях наказанием и вознаграждением в вечной посмертной жизни, или понятием кармического воздаяния в новых перерождениях. Справедливость в сравнении с ритуалом является чуть более гибкой, хотя наказание в ней всё ещё присутствует, а смертная казнь выглядит вполне заслуженным наказанием за очень-очень плохие поступки.

Человеколюбие – тоже идея, но уже считающая человеческую жизнь бесценной. На Пути аналогом человеколюбия становится сострадание. Человек низшего сострадания будет стремиться пробудить людей любой ценой, лишь бы они осознали, что страдания – их собственный выбор, и можно перестать его поддерживать. Такой человек сам ещё толком не избавился от своих страданий, но узнал Путь, ведущий к этому, и получил опыт первых избавлений. Человек высшего сострадания понимает, что насильно никому помочь нельзя, и что страдалец должен сам созреть к тому, чтобы начать поиск к изменению своей ситуации.

Человеколюбие ищет гармонию не во внешних действиях, но во внутренних изменениях человеческой личности. Не наказание, но воспитание; признание всех культур и рас равноценными и достойными самой, что ни на есть, прекрасной жизни. А людей с пещерными взглядами на мир надо немного заставить пересмотреть свою позицию, с этим ничего не поделаешь. Но какое же воспитание бывает без принуждения?

Обретение прямого взаимодействия с Творцом – это обретение дэ. Человеческие представления о гармонии отступают перед пониманием Воли и Замысла Творца. Абсолютное добро достигается в точном исполнении явленной Воли, и стремиться к действиям, основанном на идеях добра, уже нет смысла. Тот, же, кто только ищет взаимодействия с Творцом, пытается угодить Ему, совершая добрые дела сообразно тому, что знает о возможностях этого взаимодействия. В конце концов, молитва, на которую получен ответ – уже проявление взаимодействия с Богом.

Действия учеников совершенномудрого в выполнении предписанных практик – тоже нарочитые, но как средство они надёжнее, чем обеты и богоугодные дела. Чтобы прийти к дао и дэ, нужны внутренние, а не внешние действия.

Сначала познаётся Творец, потом – Абсолют. Сначала человек обретает дэ, потом может начать познавать дао. Во взаимодействии с Творцом мистик познаёт новый уровень гармонии, не относящийся к земным делам. Прежние виды гармонии были, если можно так выразиться, общелюдскими, теперь же мистик обретает гармонию в служении, гармонию, возникающую между человеком и Богом. На этой стадии ещё существует высшее сострадание, но потом и оно исчезает, сменяясь ни на кого конкретно не направленной любовью.

Познав дао и став тождественным с ним, человек открывает для себя гармонию бытия и небытия. В нём явлено и то, и другое; равновесие подвижно и каждая сторона может усиливаться за счёт ослабления противоположной. Гармония не статична, её элементы сосуществуют в динамическом равновесии; вот почему раз и навсегда зафиксированные ритуалы перестают соответствовать энергиям и возможностям текущего момента, и не способствуют поддержанию гармонии.

Конечно, для описания эволюции и деградации можно было найти другие параметры и состояния, но в ситуации Лао Цзы ритуал, справедливость и человеколюбие, по всей видимости, были актуальнее и нагляднее всего остального. Впрочем, справедливость и человеколюбие остаются и до сих пор весьма популярными идеями, что ещё раз доказывает, что не так уж сильно мы изменились за две с половиной тысячи лет.

В финальном абзаце речь заходит о цветке дао, называемом началом невежества. Цветок – проявленная часть Творения, стимул и объект желаний. И здесь бы нам решить, что совершенномудрый выбирает пустоту и небытие, но вдруг (из цветка) появляется плод. Который и надо выбрать. И тогда мысль становится довольно простой: не прельщайтесь красотой платья, смотрите на ткань, из которой оно пошито; не позволяйте восхитить себя красивыми словами, вникайте в суть послания, которое они обрамляют. За желаниями ищите необходимость, из которой они возникли… ну и так далее.