В древности те, кто следовал дао, не просвещали народ, а делали его невежественным. Трудно управлять народом, когда у него много знаний. Поэтому управление страной при помощи знаний приносит стране несчастье, а без их помощи приводит страну к счастью. Кто знает эти две вещи, тот становится примером для других. Знание этого примера есть знание глубочайшего дэ. Глубочайшее дэ, оно и глубоко, и далеко. Оно противоположно всем существам, но приводит их к полному соответствию [с ним].
* * *
Обращение к древности – беспроигрышный ход, потому что древность на то и древность, чтобы о ней знали мало, а потому в ней можно обнаружить всё, что нужно автору для подтверждения своих заявлений. Ну да ладно, управлять неграмотными и малознающими действительно проще, ведь их легче обманывать, давая им свою трактовку событий и объяснение причин, из-за которых вводятся новые налоги; а также того, почему смерть, принятая за государя, является высочайшим благом. Трудно понять, на чьей стороне выступают авторы «Дао Дэ Цзин» – то они за народ, а то и против него. Но, может быть, мы, отягощённые самыми разными и не всегда нужными для нас знаниями, не понимаем сути и простоты жизни. Всякое может быть, но в одном автор главы безусловно прав: управление страной на основе идей ничем хорошим не кончается.
В недалёком прошлом проводились два почти научных эксперимента: один в Советском Союзе и его сателлитах, другой – в Третьем Рейхе. Их руководство стремилось выстроить жизнь на основе идей о том, какой она должна быть в идеале. Оба эксперимента оказались неудачными, крайне жестокими, и не принесшими никакого счастья народу. Если понимать под знанием идеологию, то правление, свободное от неё, тоже было бы своего рода идеалом, но так ни у кого, ни разу не получалось.
Было бы здорово, если правитель чутко следит за ситуацией в царстве, действуя исключительно по необходимости, предупреждая негативные тенденции развития экономики и поддерживая в народе творчество и предприимчивость. Впрочем, будучи до конца оформленной, эта мысль тут же превратится в идею, которой надо будет следовать, и круг замкнётся. И не будем забывать о религии, которая всегда несёт с собой определённую идеологию, и без которой ни одно общество не существует, ведь люди никогда не живут без набора идей, создающих их культурную идентичность.
Если относиться к данной главе всерьёз, то нам придётся определиться тем, какое знание вредно, а какое – полезно; иначе все эти слова рисуют очередную утопию, в реальности неосуществимую. Если же мы не можем обозначить границы приемлемого и неприемлемого знания, тогда и говорить не о чем. Знание совершенномудрого – тоже знание, и никакое глубочайшее дэ этого не отменяет.
Пассаж о глубочайшем дэ может толковаться двояко: если говорится о совершенстве, тогда противоположность его всем существам обозначает их несовершенство, с чем невозможно согласиться, глядя, например, на какую-нибудь улитку. В чём же она несовершенна, если живёт в той среде, для которой создана? Человек мается своим несовершенством из-за идей о совершенстве, которыми его напичкали смолоду, все остальные существа вполне себе совершенны. Значит, речь идёт о другой ипостаси дэ.
Если имеется в виду творящая сила, тогда как она может быть противоположна всем существам? Все животные, повинуясь своим инстинктам, прямо следуют той Воле, которую в них заложил Творец, ведь инстинкты и есть её проявления. Зверям, в отличие от людей, не требуется подчинять себя Воле Творца, ведь своей воли у них считай что и нет. Поэтому мы не можем понимать приведение в полное соответствие с дэ, как согласованность с Творцом; так не получается. Предъявить претензии к переводу Ян Хин Шуна тоже незачем – у Малявина перевод этой фразы выглядит бессмыслицей. Оставим отсутствие внятного смысла на совести безымянного автора; ему не привыкать.