В молодости Платону Бережкову часто казалось, что его труд не оценивается по достоинству. Вполне вероятно, что чувство недооценённости стимулировалось обилием желаний, на осуществление которых Платону банально не хватало средств. Внутренняя неудовлетворённость стимулировала приступы жалости к себе и способствовала развитию завистливости, которую Платон старался не замечать. Тем не менее, когда ему доводилось общаться с людьми, жившими в достатке, Платон испытывал смутную тоску по несбыточному, и потому старался проводить свободное время среди неудачников, таких же, как он сам.
Но жизнь неумолима, и по работе Платону частенько приходилось сталкиваться с людьми весьма обеспеченными и даже зажиточными. Бережков в общении с ними был вежлив, скромен и только иногда, в минуту слабости, допускал нотки подобострастия в голосе. По роду деятельности он должен был оказывать этим богатеям услуги, и от их отношения напрямую зависел заработок Платона и его положение на службе. Как-то раз судьба свела Платона с мужем и женой, недавно прибывшими в его почти что родной город. То, что у них всё было отлично, Платон понял сразу – и по тому, как его прямое начальство относилось к мужу, Ивану Петровичу, и по тому, как была одета жена, Тамара Николаевна. Обоим было к шестидесяти, и Бережков быстро понял, что имеет дело с людьми, долгое время вращавшимися в недрах советской системы управления и имевших на себе неизгладимый отпечаток последствий этого вращения.
Так вышло, что Платон работал в основном с женой этого видного управленца. Она была женщиной симпатичной, приятной в общении и умевшей одеваться со вкусом. Она любила поговорить, и от неё Бережков быстро узнал всю нехитрую историю их семейства. О том, что почти всю жизнь они прожили в Казахстане, куда отправились по распределению после института, и где жили до последнего времени, поднимая и развивая энергетику республики. После того как Союз развалился, казахи решили развивать свою энергетику самостоятельно, и тогда Тамаре Николаевне с мужем пришлось вернуться в Россию, где муж, благодаря прежним связям, получил хороший пост в РАО ЕЭС. Иван Петрович, правда, стал последнее время впадать в запои, во время которых сбегал из дома и болтался по сотрудникам, ведя с ними длинные нетрезвые разговоры «за жизнь» ночи напролёт. Однако каждый запой длился не более недели, да и паузы между ними были по два-три месяца, что для России приемлемо, вон ведь, и Борис Николаевич пьёт, но справляется же со страной…
Платон слушал сочувственно, хотя и несколько напрягался, когда Тамара Николаевна заводила речь о доме, в котором они с мужем жили, где поражало количество упоминаемых ею подсобных помещений. Отдельной комнаты не было разве что для грязной посуды, а для грязного белья, например, была. Сам Платон в тот период своей жизни обитал в десятиметровой комнате общежития, где со стен свисали гроздья тараканов, а в общем туалете постоянно засорялась канализация. Поэтому разговоры о просторном собственном жилье, которое не светило Бережкову ни тогда, ни после того, производили на него особое возбуждающее действие. И, конечно, была в этом возбуждении доля зависти, с которой порой не могли справиться и куда более достойные люди. А что уж говорить про бедного Платона!
Так они и общались с Тамарой Николаевной, она – говоря о наболевшем, Платон – слушая о желанном. Как-то раз во время очередной их встречи женщина печально сказала: «Знаете, Платон, я ведь никогда не хотела работать на этих электростанциях. Я хотела стать модельером, моделировать женскую одежду… Но встретила Ивана Петровича, мужа своего будущего, влюбилась, а он и сбил меня с толку, посадив к этим проклятым рубильникам… А я рисовала хорошо, очень любила это. И вот – представляете! – включаю сегодня с утра телевизор, а там передача о моде. И вот я смотрю на девушек-моделей, на платья их, и понимаю, что всю свою жизнь я прожила не так, как хотела! И теперь вот даже не знаю, как мне быть, и плакать не могу, и тоска такая страшная…»
Платон смутился и сказал какую-то глупость вроде – мол, всё, что ни делается, то к лучшему. А что ещё скажешь в такой ситуации? Потом Тамара Николаевна понемногу успокоилась, и к моменту их расставания всё как бы наладилось. Так получилось, что работа, которую должен был сделать для неё Платон, была уже закончена, и потому они больше никогда не встречались. Но слова, сказанные Тамарой Николаевной, запали Платону, что называется, в самую душу. Его-то жизнь ещё не была прожита! В общем, через некоторое время Платон сменил работу, начав заниматься тем, что было ему больше по душе. Постигая суть своей настоящей работы, он отчасти постигал себя и, меняясь сам, изменял подход к ней. Наступил момент, когда Платон стал ощущать себя реализовавшимся, удовлетворённым человеком. Примерно тогда же он перестал испытывать зависть к кому бы то ни было.
Случалось, что он вспоминал Тамару Николаевну и урок, который она ему дала. Про неё он больше ничего не слышал, а вот о судьбе Ивана Петровича случайно узнал три года спустя из выпуска местных новостей. В новостях сообщили, что Иван Петрович был найден мёртвым в своём доме с огнестрельным ранением головы. Рядом с ним нашли ружьё, с помощью которого, как предполагает следствие, он и покончил с собой. Мотивы самоубийства неизвестны.
Нельзя сказать, что Платон Бережков сильно расстроился или удивился. Как-то не до того ему было. Но и равнодушным он остаться не смог. Вспомнилась и собственная зависть, и слова Тамары Николаевны… Вспомнилась и общага, из которой, слава Богу, Платон уже съехал. «Не жилищные условия красят человека!» – сказал себе Платон Бережков и так напился, что на следующий день не смог выйти на работу. И через день тоже.