Когда у Платона Бережкова по тем или иным причинам появлялось свободное время, он любил проводить его на своей географической родине, в посёлке, где родился и вырос. И вот, в очередной раз потеряв работу, он снова оказался в родных местах. Родители приняли его без всякого удовольствия, но поворчали, повздыхали и успокоились. Платон же решил не терять времени даром и отправился к друзьям детства, чтобы как-нибудь отпраздновать своё предсказуемо неожиданное возвращение. Без долгих колебаний друзья решили праздновать старым проверенным способом – то есть устроить застолье, на котором все присутствующие смогли бы упиться до умопомрачения. А как решили, так и сделали.
Начали в местной столовке, потом переместились на природу, потом к кому-то домой, а уже после этого Платон немного потерялся во времени и пространстве. Второй день празднеств прошёл в некотором тумане и глубокомысленных беседах, содержание которых Платон не мог наутро вспомнить, как ни старался. Надо сказать, что Платон никогда не чурался трудных задач и запутанного философствования. Ему всегда нравилось размышлять над вопросами, принципиально не имевшими разумного ответа, – например, он часто спрашивал себя: «Интересно, что было бы со мной, если бы я родился другим, и от этого я был бы не совсем я, но, конечно, при этом меня всё равно звали бы Платоном Бережковым?» Понятно, что употребление алкоголя только усиливало эту склонность. Не раз бывало так, что, напившись, Платон мог часами задавать себе и Богу один и тот же вопрос: «Скажите мне, ну почему, почему, почему… сапог называется сапог, а не как-то иначе?!» И был готов драться с любым, кто считал, что такие вопросы беспокоят только идиотов.
Второй день гуляний плавно перетёк в третий. Как это всегда бывает во время сельских пьянок (да и городских, если в них участвуют бывшие колхозники), компания по ходу дела менялась, принимая в себя новых людей. То чей-то родственник заглянет на огонёк, то приятель какой-нибудь возникнет из ниоткуда – в пьяном уме Платона все они путались и мешали последовательному ходу болезненно умных мыслей. И вот с одним из вновь прибывших Платон сцепился по какому-то вопросу, который, как и все прочие, не имел никакого практического значения. Вначале спор оставался в рамках приличия. Потом Платон, не вынеся очевидного скудоумия собеседника, назвал его козлом. Тот ответил, что Платон, по сути, есть хрен моржовый. Так беседа превратилась в ссору, в запале которой её участники наговорили друг другу много оскорбительных гадостей. Когда стало ясно, что от словесных выпадов нет никакого толка, противник Платона стал напружинивать мышцы плеч и демонстрировать готовность перейти к рукопашной. Тут Бережков начал приходить в себя. На тот момент ему едва исполнилось двадцать пять лет. Службы в армии он счастливо избежал, и телосложение его было, что называется, хлипкое. Противник же был лет на десять старше и килограммов на двадцать тяжелее. Платон стал стремительно трезветь. Но что хорошо в деревенских посиделках – поскольку все до некоторой степени знакомы друг с другом, надвигающуюся драку сумели остановить. Угомонили притихшего Платона и удержали от резких действий его противника. Тот на прощание сказал: «Попадёшься мне в посёлке – хребет сломаю!» – и ушёл.
После этой угрозы настроение пить пропало само собой. Платон поплёлся домой, чтобы слушать там продолжение ворчания близких. Однако в данной ситуации оно его совсем не трогало. Наутро, ощущая все прелести похмелья, Платон стал обдумывать происшедшее. Репутация у задетого им мужчины была самая что ни на есть зверская даже для российской глубинки. Впервые вопрос «как жить дальше?» начал обретать зловещую конкретность, схожую с трагическим гамлетовским «быть или не быть?». Поразмыслив немного, Платон понял, что столкновения, так или иначе, не избежать. Рано или поздно родители сумеют вытолкнуть его из дома под предлогом того, что нужно срочно купить хлеба. Обозримое будущее сулило жестокую и неприятную смерть. Забыть о ней не получалось: пить водку дома не разрешали родители. Платон Бережков понял, что пришло испытание, которое, возможно, станет главным в его короткой жизни. Тогда он решил подготовиться к нему со всей возможной строгостью. Бережков решил, что должен превратиться в настоящего воина. Самыми значительными деятелями в этом смысле выглядели японские самураи. Они таинственным образом сочетали в себе особую свирепость и полную невозмутимость. Так, по крайней мере, казалось Платону, и именно таким ему хотелось бы стать.
Вспомнив всё, что ему довелось читать о самураях и их обычаях, припомнив даже отдельные сцены из фильма «Последний самурай», Платон стал внушать себе невозмутимое самурайское спокойствие. Свирепость ему не смог бы внушить даже Кашпировский, поэтому о ней Платон даже не мечтал. Наш герой на все лады убеждал себя, что смерть это всего лишь сон, божественная иллюзия, и достойно встретить её должен каждый человек, именующий себя воином. «Боль ничто, а смерть это только начало», – повторял он про себя как заклинание. Через пару дней Бережков ощутил в себе такую твёрдость духа, которая ему никогда даже не снилась. «Я самурай, воин, не имеющий страха!» – повторял он про себя, чувствуя, как с каждым повторением прибывают силы. Понемногу ему стало казаться, что он и есть истинный последний самурай в этом прогнившем мире похоти и наживы. «Ещё посмотрим, кто кого, – думал он, глядя на безмятежно висевшие за окном облака. – Волю самурая не сломишь каким-то там хребтом!» Наконец, пришло время получить боевой опыт в новой ипостаси. И вот, безо всякой на то причины, Платон решился покинуть своё убежище.
Стояла прекрасная летняя погода. Повсюду цвёл клевер, над которым мелодично жужжали шмели. Платон шёл по посёлку, ощущая себя древним воином, идущим по древней земле. Тишина и покой наполняли его сердце. Неожиданно на другом конце улицы показалась человеческая фигура. Примерно пятнадцать секунд потребовалось мозгу Платона, чтобы опознать в ней своего непримиримого врага. Далее случилось непредвиденное. Не сделав ни одного лишнего движения, с грациозностью тигра Платон нырнул в кусты на обочине. Это не было сознательным действием, просто кто-то внутри Платона нырнул в кусты и всё тут. Спасительному движению не сопутствовало ни одной мысли, всё произошло естественно и спонтанно. И ни одной мысли не возникло до тех пор, пока враг не скрылся за углом соседнего дома.
Придя в себя, Платон понял, что почти не дышит. Всё как будто замерло внутри, но некоторая ясность восприятия, присущая истинному воину, осталась. И как-то неожиданно и больно заныл низ живота. Поспешно вернувшись домой и оседлав рундук, Платон Бережков совершенно ясно понял две вещи. Стало понятно, что пора ехать в областной центр искать новую работу. А ещё выяснилось, что никаким самураем Платон, конечно же, не был. Он не был воином, сражающимся с открытым забралом лицом к лицу с противником. Это явно был не его путь и стиль. Осмыслив всё, что случилось, Платон осознал, кем на самом деле является. Он – ниндзя! Специалист по ниндзюцу и мастер скрадывания… Никому не видимый герой.
С этим и жил.