Платон Бережков был человеком простым и духовным одновременно. Считается, что духовность в высшей своей точке развития приводит человека к простоте, однако то, что Платону было известно о разных высокодуховных людях, никаким образом не подтверждало этого мнения. Сложно говорить о простоте какого-нибудь патриарха или Папы Римского, потому что легко быть простым, когда все вокруг за тебя всё делают. Тут нежься только в своей духовности, раздавай благословения и вообще – возносись над земным. Если же тебя не содержат люди, жаждущие приобщения к небесной благодати, то нет-нет, да и отставишь собственную духовность в сторону, чтобы объяснить зарвавшейся кассирше, что она полная дура, не понимающая, с кем вообще разговаривает. Так что Платон спокойно разделял внутри себя простоту и духовность, позволяя им проявляться в той мере, в какой этого требовала текущая ситуация.
Как-то раз, пребывая в очередном отдыхе от духовных трудов, Платон возлежал на диване, полностью отдавшись воздействию прекрасного белого вина, полбутылки которого он только что принял. Тело его было расслаблено, а ум плавал между дрёмой и явью. И в этот во всех отношениях чудесный момент с Платоном случилось виде́ние. Ему привиделось, что он, будто бы, присел на корточки, а перед ним так же присела девушка и ее аппетитная попка, обтянутая узкой юбкой, оказалась вызывающе выставлена в сторону Платоновой правой руки. Видение было очень реалистичным, и в нем Платон почему-то этой самой рукой хватал девушку за ягодицу. Реализм открывшейся ему картины был таким, что Бережков даже ощутил всю мягкую упругость ягодичной плоти девушки под своими пальцами.
Конечно же, дрёму с него как рукой сняло. Нельзя сказать, что с Платоном раньше не случалось никаких видений, но приходили они в несколько иных обстоятельствах – во время медитаций или молитв – и надо сказать, что содержание видений тоже было иным. Платон попытался поразмышлять на тему природы нового видения, но не преуспел. Духовное начало Бережкова отказывалось разбираться в столь нелепой картине, а простота его сущности не видела в произошедшем ничего особенно важного. Подумаешь, еще одна эротическая греза, делов-то! В общем, Платон решил об этом не думать.
Пару часов спустя Бережков отправился в аптеку, чтобы купить лекарств и сопутствующих им товаров для всей своей большой семьи. Одних детей в ней было четыре человека. В аптеке его встретила миловидная девушка-фармацевт с широкими, по моде, бровями. Платон сказал ей, что ему нужно, и девушка (на вид ей было лет двадцать пять) стала доставать лекарства из шкафчиков, складывая их в кучку у кассового аппарата. Кроме прочего, Платону нужно было купить несколько зубных щеток, потому что у большинства его детей к тому времени уже имелись зубы. Ящик, в котором лежали щетки, как оказалось, находился в торговом зале, и девушка вышла из-за прилавка, чтобы их вынуть. Более того – ящик этот был нижним в шкафчике, и девушке пришлось присесть на корточки, чтобы его открыть.
— Мужчина, давайте выберем щетки по цветам, – сказала она, и Платон тоже присел на корточки. Перед его взором предстала аппетитная попка, обтянутая, правда, джинсами вместо юбки. Платон на секунду оторопел – его недавнее видение вдруг обернулось реальностью! Картинка – за исключением джинсов – полностью совпадала с той, которая два часа назад нарушила простое счастье Платона. Он оказался перед серьезным выбором: либо повторить увиденное, либо остаться в рамках приличий. Его духовное начало противилось неимоверной пошлости предлагаемого деяния и, в то же время, не могло взять и просто так от него отказаться. А вдруг видение было указанием Свыше, и этого хамского и неделикатного поступка требует от Платона не кто-нибудь, а Сам Господь? Или это видение было всего лишь бредом полупьяного Платонова ума?
Время внутри Платона как будто бы застыло, но вовне мгновения возможности стремительно таяли. И поскольку духовное начало так ни на что и не решалось, простота взяла верх. «Будь что будет», – решил Платон, и схватил девушку за задницу. Она подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Лицо ее выражало одновременно страх, гнев и растерянность.
— Вы что делаете, мужчина! – воскликнула она, встав на ноги и попятившись. – Вы обалдели, что ли?
В этот момент в Платоне снова взыграло духовное начало и, вместо того, чтобы просто сказать: «Извините, не удержался, ведь вы так хороши», – Бережков стал мямлить что-то о посетившем его видении. Его сбивчивая, а главное – непонятная по смыслу речь, окончательно вывела девушку из себя.
— Чертов извращенец! – выдохнула она, и страх ее подавился гневом. – У меня здесь отец поблизости работает, я ему позвоню сейчас, он подъедет и тогда тебе мало не покажется!
Платон стоял в замешательстве. Его духовная часть жалела девушку, а простая хотела сказать ей: «Заткнись, дура!» Чувствуя себя посланцем Всевышнего и идиотом одновременно, Платон, бормоча бессвязные оправдания, расплатился и выскочил из аптеки.
Вернувшись домой, Бережков выпил оставшиеся полбутылки вина и стал размышлять. С одной стороны, он поступил единственно верным способом – в точности повторив то, что ему привиделось. Сделав из видения предвидение, он как бы сохранил узор событий в целостности, не нарушив его своей самодеятельностью. С другой стороны, не будь этого предвидения, Платону никогда бы не взбрело в голову хватать бедную девушку за задницу. А значит, думалось Бережкову, во всем случившемся должен быть некий особый смысл. Для себя лично никакого особого смысла в прожитой ситуации Платон не нашел. Ну, разве что придется теперь ходить за лекарствами в другую аптеку. Значит, решил Платон, его действие должно было как-то повлиять на девушку – в высшем, конечно, смысле. Может, она изменится после этого и даже встанет на Путь, как знать? А может быть, она поймет относительно себя или мужчин что-то такое, чего не понимала раньше и это, возможно, спасет ей жизнь? Или же пережитый стресс откроет в ней дар экстрасенса? Много чего хорошего может с нею случиться…
Подумав еще немного, Платон понял, что углубляться в происшедшее больше нет смысла. На все Воля Божья, знать которой нам не дано, а когда дано – тогда и знаем. А потом решил, что не нужно все-таки смешивать простое и духовное – либо уж действуй прямо и просто, либо – духовно и возвышенно, и нечего мешать одно с другим. Потому что духовное – Богу, а человеческое – кассиршам, вот и весь сказ. Так он потом и жил, каждодневно обретая простую гармонию между внешним и внутренним; между своей сущностной простотой и своим же духовным началом.