Как-то, во время очередного праздничного застолья, Платон Бережков поделился со мною размышлениями о сути человеческой жизни.
— Представь себе, Руслан, – сказал он печально, покручивая рюмку в тонких пальцах. – Представь себе ситуацию, когда, например, захотелось тебе по большому. И нет никакой экстренности, нет никаких расстройств, а потянуло тебя на свершение простого планового акта дефекации. Так сказать, к явлению закономерного итога процессов жизнедеятельности. И вот идёшь, устраиваешься поудобнее и ждёшь. А на выходе вроде бы ничего и нет. Хотя желание присутствует. Тогда, само собой, начинаешь тужиться. В смысле стараешься получить результат. И вот сидишь, и давишь, давишь из себя… Как будто какую тяжёлую работу делаешь. И вот чувствуешь – пошло, Слава Богу! И все ощущения такие, что пошло хорошо, и даже очень, что выходит что-то солидное и серьёзное…
— Да уж, – сказал я. – Представляю. Бывало такое.
— Ну вот, – продолжил Платон. – И когда, значит, встаёшь с чувством некоторого облегчения и удовлетворения, вдруг обнаруживаешь, что все плоды твоих усилий представляют собой маленькую невзрачную какашку. И ты смотришь на неё, пытаясь понять, как такая бездна усилий и море ощущений привели к столь жалкому результату. А понять этого нельзя, не получается. Вот и остаётся внутри только растерянность и страх того, что ничего серьёзного уже выдавить из себя не удастся, кроме этой маленькой какашки. Знакомое чувство?
Тут я задумался. А потом спросил:
— К чему ты всю эту, прямо скажем, малоаппетитную историю излагаешь?
— А к тому, – ответил Платон, – что и вся наша внешняя жизнь полна столь же серьёзных усилий, приводящих к таким же смехотворным результатам. Кажется тебе, что вот ты делаешь что-то полезное, служишь людям, напрягаешься без конца, ночей не спишь в надежде выдать что-нибудь неординарное… А на выходе – вот, любуйтесь люди, всё та же какашка, плод тяжёлых трудов и умственных борений…
— Ну-ну, – сказал я, чтобы не молчать.
— А ещё, – мрачно добавил Платон, – и мы с тобой, как яркие представители родительских усилий по нашему производству и воспитанию, тоже в любой момент можем обнаружить, что и мы… тоже…
После этого он залпом выпил свою рюмку и замолчал. Я, чтобы не касаться больше его мудрости, счёл за благо незаметно уйти. Платон к тому моменту был настолько погружён в себя, что сделать это было нетрудно.
Выйдя на улицу, я сразу пошёл в ближайшую аптеку и купил слабительного. Придя домой, выпил на ночь двойную дозу. А когда меня понесло, то с огромным облегчением я постарался забыть про всё, что он говорил спьяну, а в особенности про маленькую невзрачную какашку, только и ждущую случая, чтобы своим появлением превратить нас в полных идиотов.
Или кого похуже.