Наши представления очень часто состоят из мифов разной степени достоверности. Не вдаваясь в подробности всей нашей внутренней мифологии, скажу: все наши представления о мистиках есть мифы, которые мы всегда достраиваем в уме согласно своим желаниям и пониманию их поведения, нередко трактуемого с чужих слов. На эту тему Идрис Шах приводил прекрасную притчу под названием: «Человек, у которого была необъяснимая жизнь». В ней к Моджуду, служащему палаты мер и весов, явился Хызр, тайный наставник суфиев, и велел тому через три дня прийти на берег реки. Моджуд прибыл в назначенный час, и тогда Хызр приказал ему броситься в реку, добавив, что «возможно, тебя кто-нибудь спасёт». Моджуд сделал, что ему было сказано. Несчастного спас рыбак, и Моджуд в итоге стал работать у него. Спустя несколько месяцев снова объявился Хызр, с указанием оставить рыбака и идти искать себе пропитание в другом месте. Так, по ходу развития сюжета, Моджуд попал в работники к крестьянину, потом стал торговцем кожей, а позже – бакалейщиком. Каждая перемена ситуации инициировалась Хызром, который направлял жизнь Моджуда в новое русло. Постепенно у него стали проявляться признаки просветлённого человека; он начал помогать людям и даже обзавёлся учениками, которые никак не могли понять, как он достиг своего уровня бытия, на что Моджуд перечислял им свои внешние занятия, никак не упоминая о вмешательстве Хызра в свою судьбу. В конце концов, биографы сочинили свою «захватывающую историю» его жизни, в которой было всё, что должно быть в жизни святого согласно представлениям людей.

Понятно, что эта притча иллюстрирует ситуацию, в которой человек следует Высшей Воле. Кроме того, она ясно показывает, что никакое описание внешней стороны жизни мистика не даст нам ответов на то, что с ним на самом деле происходило. Можно разбирать биографию мистика во всех деталях, но именно духовная и мистическая стороны дела всегда останутся скрытыми от понимания наблюдателей. Кто-то ведёт активный образ жизни, подобно Идрису Шаху или Гурджиеву, а кто-то сидит в пещере ничем практически не занимаясь, как это было с Раманой Махарши. Строить хоть какие-то выводы из всего этого невозможно, разве что наплодить предположений, которые будут отражать твою обусловленность, желания и фантазии, но не реальность того, что в действительности происходило в их внутреннем мире. Поэтому все попытки подражать мистикам в их поведении заранее обречены на провал. Можно было бы повторить весь Путь Моджуда, прыгнув в реку и далее – со всеми остановками. Вот только без участия Воли Бога всё это будет пустой, ни к чему не ведущей, тратой времени.

Жизнеописания мистиков и читают ровно для того, чтобы найти какой-нибудь ключик к тому, как они обрели свой уровень бытия. Умы людей склонны к обезьянничанью, и потому подражание своим духовным кумирам так притягательно для многих. Пить, как Гурджиев, толковать тексты, как Ошо, проповедовать птичкам, как Франциск Ассизский, ходить по воде, как Христос, – для эго это такие притягательные вещи, что трудно удержаться, чтобы не возжелать себе чего-то подобного. При этом любое подражание ничего, кроме накачивания всё того же эго, в итоге, не приносит.

И какими источниками ни пользуйся, пусть они будут самыми достоверными и точными, истинная жизнь мистика всегда остаётся скрытой, и ещё поэтому таких людей называют мистиками – людьми тайны. Взаимодействие с Богом – дело интимное, и никто не выносит его на всеобщее обозрение. Требования Воли нередко тоже требуют сокрытия своей сути от посторонних, а порой должны быть выполнены так, чтобы ни одна живая душа об этом не знала. Таково служение мистиков Богу, и оно, в той или иной степени, всегда оборачивается служением людям. В прежние времена людей тайны преследовали приверженцы «чистоты» веры, и скрытность их Работы была необходимым условием не только для её выполнения, но и для выживания тоже. Поэтому никто не излагает всех ключей взаимодействия с Творцом в книгах, и поэтому то, что Господь может дать именно тебе, узнавать приходится на собственном опыте.