Принц из блистательного дома Аббасидов, потомков дяди Пророка, вёл скромную жизнь в Мосуле, что в Ираке. Его семья претерпела удары судьбы и теперь жила жизнью обычных людей труда.

И вот сменилось три поколения, семья понемногу вставала на ноги, и принц достиг положения мелкого торговца.

Согласно обычаю, принятому среди арабской знати, этот человек должен был носить имя Дауд аль-Аббаси, он же называл себя просто Дауд, сын Альтафа.

Целыми днями он сидел на базаре, продавая бобы и травы, тем самым пытаясь поправить дела семьи. Так продолжалось несколько лет, пока Дауд не влюбился в Зубейду Ибнат Тавиль, дочь богатого купца. Она охотно пошла бы за него, но в её семье существовал обычай, согласно которому будущий зять должен подобрать пару к редкому драгоценному камню, выбранному отцом невесты, — чтобы доказать свою предприимчивость и благосостоятельность.

После предварительного обсуждения условий Дауду показали великолепный рубин, который Тавиль предназначил для испытания избранника своей дочери. На сердце у молодого торговца стало тяжело — это был не просто камень чистейшей воды, он был такой крупный и столь редкого цвета, что копи Бадахшана являли миру такие самоцветы не чаще, чем раз в тысячу лет.

Шло время, и Дауд перебрал в уме все способы изыскания средств, необходимых для того, чтобы хотя бы начать поиски камня. В конце концов, один ювелир надоумил его отправить во все края глашатаев, предлагая тому, кто достанет подходящий камень, не только свой дом и всё, чем он владеет, но также и три четверти от каждого гроша, который он заработает за всю свою жизнь. Лишь так можно было попытаться найти рубин.

Дауд так и поступил.

День за днём глашатаи разносили весть о том, что разыскивается рубин несравненной красоты, цвета и прозрачности.

Люди из дальних и ближних стран стали приезжать к нему, чтобы проверить, не окажется ли подходящим их камень.

Так прошло почти три года, и Дауд убедился, что рубина, который мог хотя бы отчасти сравниться с великолепием того, который выбрал отец его невесты, нет ни в арабских странах, ни в Аджаме, ни в Хорасане и Индии, нет в Африке и на Западе, нет на Яве и Цейлоне.

Зубейда и Дауд совсем отчаялись. Казалось, они никогда не обретут друг друга, поскольку отец девушки был непреклонен и отказывался принять драгоценность, меньшую, чем парный камень к своему рубину.

Как-то вечером, когда Дауд сидел в своём садике, в тысячный раз пытаясь измыслить способ, как бы ему получить руку Зубейды, он увидел перед собой долговязого измождённого человека. В руке у него был посох, на голове — шапка дервиша, к поясу подвешена литая чаша для подаяния.

— Мир тебе, о, мой царь! — произнёс Дауд традиционное приветствие, поднявшись.

— Дауд Аббаси, потомок дома Курайш, — произнёс явившийся, — я, один из хранителей сокровищ Посланника, явился, чтобы помочь тебе в твоей крайней нужде. Ты ищешь несравненный рубин. Я предоставлю его тебе из твоих наследственных сокровищ, которые хранят нищенствующие попечители.

Поглядев на него, Дауд промолвил:

— Все сокровища, которыми владел наш дом, были раздарены, проданы, расхищены столетия назад. У нас не осталось ничего, кроме нашего имени, но и им мы не пользуемся — из опасений его обесчестить. О каких таких наследственных сокровищах может идти речь?

— О той их части, которая уцелела именно потому, что не была оставлена в руках семьи, — ответил дервиш, — ибо в первую очередь грабят тех, о ком известно, что у них есть что украсть. Когда же это сделано, воры уже не знают, где искать. Такова первая из мер безопасности попечителей.

Припомнив, что многие дервиши славятся своими чудачествами, Дауд осторожно заметил:

— Кто же оставит бесценные сокровища, подобные самоцвету Тавиля, в руках у нищего оборванца? И какой босяк и попрошайка, у которого окажется хотя бы одна такая вещь, сможет её уберечь и удержаться от желания продать, чтобы с безрассудной опрометчивостью растранжирить выручку?

Дервиш в ответ:

— Сын мой, именно таких рассуждений и следует ожидать от людей. Дервиши ходят в лохмотьях — и люди искренне считают, что дервиш хочет приодеться. Если у кого-то есть драгоценности, люди искренне считают, что человек их промотает — если, конечно, это не бережливый купец. Твои рассуждения — именно то, что и помогает обезопасить наше сокровище.

— Так отведи меня туда, — промолвил Дауд, — чтобы положить конец моим сомнениям и страхам.

Дервиш одел его как слепца, завязал глаза, посадил на осла, и они ехали куда-то несколько дней и ночей. Затем они спешились и пробрались через горную расселину. Когда же с Дауда сняли повязку, он увидел пещеру, превращённую в сокровищницу. Повсюду лежали драгоценности — невероятная, неисчислимая россыпь отменных самоцветов.

— Неужели это сокровища моих предков? Я никогда и не слыхивал о существовании чего-либо, подобного этому, — даже во времена Гаруна аль-Рашида, — сказал Дауд.

— Будь уверен, сокровища принадлежат твоему дому, — промолвил дервиш, — и это ещё не всё — в этой пещере хранятся только самоцветы, из них ты можешь выбирать. Есть и другие.

— И это моё?

— Это твоё.

— Тогда я возьму всё, — сказал Дауд. 

Жадность обуяла его при виде сокровищ.

— Ты возьмёшь только то, за чем пришёл, — промолвил дервиш, — ибо ты так же неспособен надлежаще распорядиться этим богатством, как и твои предки. Если бы это было не так, попечители ещё столетия назад вернули бы сокровища.

Дауд выбрал один-единственный рубин, который в точности соответствовал рубину Тавиля, и дервиш точно так же доставил его обратно. Дауд и Зубейда поженились.

Рассказывают, что именно так сокровища дома вновь попадают в руки настоящим наследникам всякий раз, когда возникает действительная нужда в них.

Сегодня хранители не всегда выглядят, как дервиши в заплатанных одеждах. Иногда они кажутся стороннему взгляду самыми обычными людьми. И всё же эти люди не станут возвращать сокровище, разве что в случае подлинной нужды в нём.

* * *

Основная тема этой притчи — деградация и вырождение. Дауд является наследником знатного рода, состоявшего в родстве с Пророком, но полностью утратившего не только могущество и влияние, но и все выдающиеся качества, благодаря которым клан Аббасидов на протяжении пятисот лет правил огромной империей. Теперь потомки Аббасидов заняты выживанием, и принц торгует на базаре бобами и травами, стараясь забыть о своём происхождении и скрывая его от окружающих.

Такое поведение можно назвать смирением, а можно — вынужденной капитуляцией; здесь всё зависит от того, как мы рассматриваем ситуацию. Если брать во внимание внешнюю сторону истории, тогда поведение Дауда адекватное и, пожалуй, единственно возможное. Принц, не имеющий ни царства, ни средств к выживанию, выглядит жалко и даже смешно. Хотя, наверное, можно найти тех, кто будет чтить твоё происхождение, невзирая на нынешнюю твою нищету, да и бесталанность, чего уж тут говорить. Однако всегда найдутся и такие, которым весь твой род стоит поперёк горла, да и сам ты глубоко противен, если не ненавистен. Так что сидеть тихо, прижав ушки, может быть, и правильно.

В смирении человек принимает ситуацию, в которой оказался, но это не значит, что он не постарается изменить её при первой же возможности. Капитулируя, человек окончательно сдаётся на милость судьбы, победившей все его желания и стремления; сам он уже как бы ничего и не хочет; он раздавлен. Смирился Дауд или капитулировал, из текста не ясно, ведь сильное желание и большая страсть могут сдвинуть с мёртвой точки даже капитулянта. Мы видим, что он продолжает сидеть на базаре, не пытаясь что-либо изменить, и даже поиск злополучного рубина не превращает его из торговца в искателя. Он просто собирается отдавать за драгоценный самоцвет почти всё, что заработает в будущем, и иных мыслей ему в голову не приходит. Фантазия у него явно такая же небогатая, как и он сам, да и большой веры в свои силы, судя по всему, тоже нет.

Тем не менее, Дауд демонстрирует упорство в поисках рубина — точнее, в объявлении о том, что такой рубин ему очень нужен. С места он не сдвигается, но нанимает глашатаев, которые и сообщают людям о поисках необыкновенного камня. Толку от этих действий мало, но ничего другого Дауду как бы не остаётся. В бесплодных размышлениях Дауда о способах соединения с Зубейдой проходят три года, но ситуация не меняется. Затем в дело вмешивается внешняя сила в виде дервиша, признающего знатное происхождение нашего героя и сообщающего ему о сокровищах, оставшихся от сгинувших в небытие Аббасидов.

С этого места начинается назидательная часть притчи, из которой мы снова узнаём, что не стоит судить о других по себе, и что внешний вид человека не всегда соответствует его внутреннему содержанию. Затем Дауд попадает в сокровищницу, получает один-единственный камень и отказ в получении всех остальных, обретая в итоге столь желанное семейное счастье. Нам же сообщается, что попечители до сих пор хранят сокровища, хотя и выглядят сейчас несколько лучше, чем три поколения спустя после падения династии Аббасидов.

Таков внешний, легко считываемый смысл этой притчи. Что практически полезного мы можем из него извлечь? Во-первых, ответ на истинную необходимость всегда приходит, хотя ждать этого ответа можно довольно долго. Господь откликается на острую необходимость человека, отвечая на его молитву или предоставляя ему возможность найти желанное; так проявляется Милость для всех. С этим, что называется, всё понятно.

Во-вторых, человек может воспользоваться только тем, в чём он нуждается на самом деле. Вы не должны просить одного, а потом, когда возможность откроется, потребовать всего и сразу. Один запрос — один ответ и одна возможность. Вывод таков: уровень вашего запроса определяет уровень возможности, которая будет вам дана. И не важно, что вы не знали о том, что просить можно было о большем. Люди очень часто хотят того, в чём на самом деле не нуждаются.

В-третьих, существуют тайные попечители, своего рода проводники к сокровищам, о наличии которых вы даже не подозреваете. Ну, и в-четвёртых, существуют и сами сокровища, но чтобы получить к ним доступ, вы должны иметь правильную необходимость.

Что ещё мы видим в этой притче? Дауд не склонен проявлять инициативу, не ищет новых путей к решению своей проблемы, не сильно старается понравиться отцу невесты и даже не пытается взять сокровища силой, когда оказывается рядом с ними. Да и глашатаев он нанимает по совету ювелира, не додумываясь до этого самостоятельно. Муж из него получится так себе, но Зубейде, возможно, такой и нужен, чтобы он не смог перечить властному и богатому папаше. Горе какое-то, а не принц.

В восприятии притчи может быть два варианта: вы либо сочувствуете Дауду и понимаете его ситуацию, либо ситуация эта выглядит для вас довольно дурацкой, как, впрочем, и поведение главного героя истории. Если вы приняли сторону Дауда, тогда вы и сами находитесь в сходном с ним положении — смирения со своей судьбой на грани полной и окончательной капитуляции. Никакого величия, никаких прорывов или серьёзных перемен; остаётся надежда на тихое семейное (или какое-нибудь ещё) счастье, чтобы прожить незаметно и сгинуть без следа.

Внутренний смысл притчи, конечно же, иллюстрирует ситуацию искателя, причём на нескольких уровнях. Первый из них связан с состоянием человека, пожелавшего изменить уровень своего бытия. Что символизирует женитьба, как не обретение большей полноты и целостности? Об условии, для выполнения которого требуется найти пару к драгоценному камню, мы поговорим чуть позже, а сейчас рассмотрим исходную позицию искателя, продемонстрированную нам в притче.

Немало людей попадает в поиск ровно из-за того, что они отчаялись добиться хоть чегонибудь в обычной мирской жизни. Нередко именно разочарование в не слишком удачной мирской деятельности или даже неспособность к успеху в ней приводит людей в поиск альтернативных вариантов самореализации. Они, может быть, ещё не сломлены окончательно, но уже полны печали, и их неудовлетворённость своей жизнью весьма высока. Конечно, они как-то компенсируются, но ощущают безнадёжность своих усилий, подобно тому, что чувствовал Дауд на третий год поиска рубина. И тогда остаётся только надежда на чудо, за которым люди, сами того порой не понимая, приходят на Путь.

Тот, кто проявил слабость в миру, не сможет сразу же стать сильным во внутренней работе. Он так же слаб, и никаких быстрых устойчивых изменений, которых хочется каждому новичку, ему добиться не удаётся. Тогда и выясняется, что препятствие к успеху лежит не в мире и враждебности окружающих, а в тебе самом; хотя до этого понимания доходят не все неофиты, соскакивая с практик сразу же, как только выясняется, что вкладываться в них надо по-настоящему, и чудеса сами собой почему-то не случаются. Их и не будет, если человек не начнёт работать в полную силу, а к этому он как раз и не готов.

Качать энергию во внешние действия проще, чем работать с вниманием и внутренними энергиями. Идти во внешнее проще по определению, но тот, кто не преуспел даже в этом, сталкивается с новым уровнем трудностей, начав выполнять практики. Возможно, кому-то кажется, что сидеть в медитации проще, чем работать в офисе, но трудности здесь разного порядка, и сравнивать их бесполезно. Общим препятствием и для медитации, и для внешней работы может быть нежелание напрягаться, если оно есть у человека. Ещё бывает сопротивление к любому вменённому усилию, преодолевать которое привычно не хочется. Сила привычных реакций и привычных способов избегания усилий порой очень велика и сводит на нет все попытки человека изменить свою ситуацию.

Тот, кто, подобно Дауду, превращается в жертву обстоятельств, ничего на Пути не добивается. Дауд, по сути дела, так и не справился с испытанием. Рубина он не нашёл, получив его вполне чудесным образом, безусильно. А воздыхания по возлюбленной и жалость к себе в зачёт не идут. Но мало кому так везёт, и большинство людей, пребывающих в состоянии Дауда, так и остаются сидеть на базаре, не получив невесты и окончательно потеряв надежду на изменение своей ситуации.

Нужно дать возгореться огню желания, надо позволить себе захотеть Бога и высших состояний по-настоящему, чтобы энергия этого желания помогла вам справиться с такими привычными внутренними препятствиями. Сила стремления тоже помогает, и для её поддержания нужно быть в контакте с его источниками — в зависимости от того, где и как вы получили изначальный импульс стремления. Книги, лекции, общение с продвинутыми во внутренней работе — вам в помощь. Тому, кто обрёл решимость, открываются многие возможности.

Теперь рассмотрим историю Дауда с другой стороны. Отец Зубейды для него — высшее существо, определяющее судьбу смиренного торговца. Другими словами, эпизод с подбором идентичного камня указывает нам на условие взаимодействия с Творцом, и чтобы приблизиться к Нему, нам необходимо обрести что-то, что есть у Него. У нас есть только одна драгоценность, которую мы можем предложить Богу, — это наше Сознание, Божественный атрибут, выданный нам во временное пользование. Сознание и есть тот самый драгоценный камень, без которого сближение с Творцом недостижимо. Но оно должно стать полностью проявленным в человеке, чтобы сближение и даже единение с Ним стало возможным. Поэтому практика осознанности так важна на Пути, и поэтому без успеха в ней настоящее, не сиюминутное, сближение с Богом неосуществимо.

Только при достижении полной осознанности наш драгоценный камень проявлен, и мы можем предъявить его Господу. Тогда, собственно, и начинаются большие чудеса, случающиеся на фоне куда более близкого, чем прежде, знакомства с Творцом.

Божественный атрибут Сознания имеет в себе каждый человек, да и любое живое существо тоже. Говорят, что на поздних стадиях Пути суфии получают дополнительные атрибуты Бога, что, конечно же, делает их близость к Нему ещё более глубокой. Но подробно рассказывать об этом обычно не принято.

Остаётся вопрос: кто же такие попечители? Конечно, мы не можем утверждать, что они имеют доступ к Божественным атрибутам, раздавая их всем, кто в них нуждается, но кого-то они всё-таки обозначают?

Ответ, лежащий на поверхности, — попечители сохраняют знание, которым могут поделиться с теми, кто в них нуждается. И здесь мы можем представить себе пещеру, набитую древними текстами, содержащими необычайные тайные знания, пророчества и откровения. Прочитаешь их, и не только всё поймёшь, но обретёшь силу, близкую к Божественной: это ли не заветная мечта многих людей первых трёх нафсов? Узнаешь тайное имя Бога и станешь повелевать миром; найдёшь описание способов подчинения людей своей воле и сможешь наводить морок на любого из них, какими бы устойчивыми ко всем видам воздействия они себя ни считали. Получишь мантру, помогающую осуществить любое желание, или молитву для сотворения чудес, и прославишься как великий святой. Если вдуматься, то тайное знание должно содержать именно руководство по управлению миром и людьми, иначе для чего же вообще его скрывать?

Тот, кто одержим желаниями, но не способен их выполнить или не готов ждать, пока возникнет возможность, ищет магических способов решения своих проблем. Ровно поэтому и тайное знание, с его точки зрения, должно давать человеку сверхсилу или особый рычаг воздействия на реальность. Но это всего лишь проекция его желания, не имеющая отношения к действительному положению дел.

Почему некоторые знания не предъявляются широкой общественности и остаются закрытыми для профанов? В прежние времена знания скрывались ровно потому, что обнародовать их было опасно для жизни. На Западе в своё время активно работала инквизиция, а на Ближнем Востоке отступления от буквы Корана и сунны тоже никогда не приветствовались и порой весьма жестоко наказывались. И если мистику открывалось что-то, расходящееся с ортодоксией, ему нужно было либо зашифровать своё знание, либо сделать его тайным, доступным только для тех, кто в нём действительно нуждается. Это одна причина.

Другая причина всегда связана с практической стороной применения знания. Путь не возникает на пустом месте, в его основе лежит система практик, которая должна применяться не наобум, не по наитию или по принципу «нравится, не нравится», но именно — как система. А потому базовые практики могут быть открытыми, но более сильные и сложные, требующие навыков и подготовленности ученика, всегда закрываются. Их скрывают потому, что для человека с улицы они в лучшем случае окажутся бесполезными, а в худшем — причинят вред его психике и ухудшат его и без того не слишком хорошее состояние. Иных причин для сокрытия знания не существует. Даже тоталитарные секты, тщательно оберегающие свои постулаты и практики от посторонних глаз, делают это, опасаясь даже не разоблачения, а преследования.

Книжное знание не особенно ценно. Вы можете прочитать тысячу книг по философии, религии и мистицизму, но у вас будет только опыт их прочтения и набор идей, которые вы запомнили и как бы поняли. Чтобы действительно знать, нужен иной опыт — опыт выполнения практик, внутренней работы, высших переживаний и состояний. Только тогда вы понастоящему становитесь обладателями знания, а не имеете представление о том, чего не испытали.

Есть люди, которым кажется, что сохранение традиций и ритуалов тоже относится к сохранению знания. Они думают, что пустой сосуд сможет когда-нибудь наполниться новой живительной влагой. Они заблуждаются; заново пережитая Истина не возвращается к прежним формам выражения. Каждому времени и месту дан свой язык выражения, но те, кто держится за прошлое, как правило, понять этого не могут, хоть и читали об этом в книгах.

Нельзя дать другому того, чего у тебя нет. Нет никаких пещер, заполненных сокровищами, ведь истинные сокровища хранителей — их опыт и состояние бытия. Да, мистики хранят знание и сами являются воплощением Истины предельной реализации человеческого существа. И конечно, для стороннего взгляда они выглядят самыми обычными людьми. Возвратить сокровище они и не могут — но помогут помочь в его обретении тем, кто действительно в нём нуждается, с этим не поспоришь.

Данный комментарий не будет полным, если не затронуть тему современного положения суфийских орденов и групп. Полагаю, что изначальное послание притчи было обращено именно к тем, которые помнят о славном прошлом, но теперь мало чем отличаются от базарных торговцев. Увы, но избежать вырождения бывает порой невозможно. Причины его очевидны, и здесь я их описывать не буду. Проблема в том, что многие считают такое положение дел вполне приемлемым и даже хорошим. Они постоянно поминают великих суфиев, цитируя их по всякому поводу, и удовлетворены своей начитанностью; их необходимость в сокровищах очень невелика. Ну, а у тех, кто осознал ситуацию застоя, появляется шанс на возникновение необходимости в том, чтобы перестать муссировать чужие переживания, получив свой опыт. И чем необходимость в нём будет выше, тем скорее они смогут получить помощь от тех, кто знает, как добываются сокровища и где их искать.

Вырождение остаётся таковым только до тех пор, пока оно вас устраивает. Если вы поняли, что без перемен вы ничего не добьётесь, то внутри вас начался поворот в сторону развития. А когда вы дозреете до того, чтобы начать действовать по-новому, или осознаете, что вам нужна помощь в определении вектора движения и содержания действий, тогда и возможность её получить будет вам предоставлена. В какой форме она придёт — неизвестно; Господь, воистину, находит разные способы помощи и разных проводников послания. Ваша задача — не упустить шанс, когда он появится, но если необходимость ваша велика, то вы справитесь. Никто не попадает на Путь из прекрасной благополучной ситуации, но все, кто на него пришёл, сумели узнать указание и воспользоваться открытой возможностью. А раз у других это получилось, то получится и у вас, ведь все мы имеем одинаковый потенциал для того, чтобы стать обладателями драгоценности в виде полностью проявленного, сияющего особенным Светом Сознания.