Жил некогда человек по имени Муин. В юности его обманул и предал некто Халим, отличавшийся невероятной жадностью.

Муин дал себе зарок: «Когда-нибудь я буду в состоянии отплатить этому человеку. Я разбогатею, и зависть погубит его, особенно если я откажу ему в деньгах!»

Но прошли годы, а Муин так и не разбогател. Богатому человеку всех его сбережений едва хватило бы на месяц. И вот, когда Муину исполнилось сорок, он заболел, и врачи сказали, что жить ему осталось всего несколько недель.

К тому моменту Муин был знаком с главой суфийской общины Даудом, сыном Захарии, и спросил его, что тут можно сделать.

— Работа суфиев не подразумевает разжигания зависти, — сказал Дауд, — ибо зависть есть тлетворная гниль, убивающая человека, и избавиться от неё чрезвычайно трудно. Единственное, что может излечить поражённого ею, — это практика самой неподдельной и преизобильной щедрости, на что человек обычно не готов идти. Это всё, что я могу тебе сказать, а дальше — решай сам. Завистников съедает то, что они считают правдой, а не сама правда.

Муин глубоко задумался над этими словами. Затем он послал за своим сыном, Арамом, и сказал ему:

— Я мало что нажил за свою жизнь, и мне почти нечего оставить тебе, но я верю, что смогу расплатиться по своему долгу и позаботиться о тебе посредством благоразумного вложения, если сделаю его сейчас. Тебе нужно будет выполнить всё в точности так, как я скажу. Жить мне осталось совсем недолго.

И Арам в точности последовал указаниям отца. Он купил богатые халаты, кое-какие драгоценности, два роскошных дома и ещё многое другое. Затем отец и сын отправились в самый дорогой караван-сарай возле дома злодея и вызвали его к себе. Муин, истощивший запас жизненных сил, лежал в постели. Завидев Халима, он сказал:

— Наверное, я уже на смертном одре, а ты — единственный, кого я здесь знаю. Как видишь, это мой сын, и ему я передам суфийский секрет, который и создал всё то, что ты видишь сейчас как моё имущество. Приглядывай за моим мальчиком Арамом, и он передаст тебе этот секрет в своё время, когда настанет благоприятный момент. Я его во всё посвятил.

Вскоре после этого Муин умер. Теперь Халим, который был изрядно богат, задаривал мальчика всяческими подношениями и делал всё, чтобы произвести на него благоприятное впечатление. Теперь объектом его жадности стал секрет суфиев. Он не позволял себе ни малейшей невнимательности на тот случай, если долгожданный благоприятный момент для передачи секрета вдруг настанет.

Но, покидая мир, Муин сказал Араму:

— Открой слова суфия Халиму только в том случае, если он проявил достаточно щедрости по отношению к тебе, и ты увидишь, что в нём больше нет жадности.

По этой причине Арам наблюдал за Халимом в течение многих лет. Халим предлагал деньги, но как-то так выходило, что он никогда не давал столько, сколько сам же предложил.

Арам брал то, что ему давал Халим, и просил сверх выданного, как сам, так и через посредников. Ему нужно было выяснить, оставалось ли какое-либо сопротивление со стороны Халима, — и всякий раз его было с избытком.

Так продолжалось несколько лет. У Халима периоды эйфории сменялись приступами депрессии, и, чтобы ослабить невыносимое напряжение своей жизни, он стал питать склонность ко всяческим крайностям вроде сплетен.

Однажды в одной суфийской книге он прочёл: «Те, кто дают обещания и не выполняют их, создают себе препятствие. Таким людям не доверяют суфийских секретов». Тут он вдруг вспомнил, что не выполнил ни одного из своих обещаний по отношению к Араму. В тот же день он предложил Араму очень большую сумму, которая покрывала всё, что он когда-либо недодал ему.

Арам сказал:

— Не мне судить, почему вы это сделали. Но поскольку причина могла быть правильной, я открою вам суфийский секрет сейчас.

И он рассказал Халиму о том, как было дело между суфием и Муином.

Жадность Халима не устояла перед его же восхищением суфийской мудростью, и он сказал:

— Арам, в моем сердце нет места сожалениям о потраченных деньгах. Прошу, сделай для меня единственную вещь: скажи, как найти того суфия, чтобы я мог облобызать его стопы.

Такова история, рассказанная Халимом, великим суфийским мудрецом, который стал преемником шейха Дауда, сына Захарии.

* * *

Перед нами — история изощрённой мести с неожиданной развязкой. Удивительно, сколько людей может годами лелеять свои обиды, помнить о всякого рода предательствах и обманах. Допустим, что забывать сам факт обмана, наверное, не следует, но свести свою жизнь к одной лишь мести — значит сделать пресловутый обман центральным и единственно важным её событием, а месть — единственной целью.

Способ, выбранный Муином для отмщения, простым не назовёшь. Мало того, что надо сначала разбогатеть, так потом нужно ещё и заставить Халима извести себя завистью из-за богатства Муина. Учитывая, что Халим всё это время тоже не собирался сидеть без дела, план был сомнительным с самого начала, если бы только чудесное или роковое стечение обстоятельств не привело к разорению обидчика одновременно с возвышением Муина.

Смысл любой мести — воздаяние, симметричный или асимметричный ответ обидчику; восстановление попранной справедливости и нанесение такого же, как тебе, ущерба, а в идеале — куда больших потерь. В ряде сообществ месть становится важным регулятором отношений — например, в тех, где практикуется кровная месть, умышленных убийств в разы меньше, чем в других, где правосудие творится судейскими и полицейскими чиновниками.

Муин выбирает странное воздаяние — ему нужно, чтобы Халим страдал особым образом: не став разорённым и преданным, но, оставаясь при своём, мучился завистью к бывшему товарищу. То есть Муин хочет возвыситься над Халимом, заставив его ощутить свою ничтожность перед огромными достижениями когда-то обманутого друга. Что тут скажешь? Эго Муина пострадало; теперь оно хочет унижения обидчика, чтобы почувствовать себя лучше.

Разбогатеть, однако, герою не удалось. Результат действий, в которых внешние влияния являются определяющими, часто бывает неудовлетворительным, даже когда человек правильно прикладывает усилия. Бесплодная работа никого не вдохновляет, невоплощённое желание погружает человека в печаль и разочарование. Муин внутренне выгорел и заболел. Получается, что он разрушил себя зря, и Халим уже не познает столь заслуженного унижения. Стоя на пороге смерти, Муин сообразил, что есть, возможно, ещё варианты решения проблемы с Халимом, и обратился к знакомому суфию.

Суфии, как известно, отвечают на истинную необходимость человека. Необходимостью Муина была месть, но выбранный им способ отмщения оказался никуда не годным. Соответственно, он ожидал, что суфий Дауд поможет ему советом, как всё-таки наказать жадного Халима, и суфий не подвёл.

Для начала Дауд связал между собой жадность и зависть. С его точки зрения, они органично уживаются в человеке, и потому жадного всегда можно сделать завистливым. Надо сказать, что основа у жадности и зависти разная, и они далеко не всегда идут рука об руку в жизни людей. Жадность вырастает из страха, что человеку не хватит того, что у него есть. Возникает установка в уме, что делиться — опасно, что каждый должен сам позаботиться о себе; что добытое тобой должно тебе, и только тебе, и доставаться. Жадность программирует поведение человека и его жизненную позицию, которая почти закрыта для участия в жизни других людей. Она лишает человека сострадания или очень его ослабляет. Однажды сделанный выбор во многих случаях контролирует всю последующую жизнь человека.

Корни зависти лежат в неудовлетворённости — самим собой или своим положением в обществе. Чем менее полноценным ты ощущаешь себя, тем чаще будешь завидовать тем, кто имеет желанные для тебя качества, должности или вещи. Зависть тоже влияет на поведение человека, превращая его в мелкого пакостника или даже в самого натурального подлеца. Гнев на того, кто лучше тебя, выливается в гадости, совершаемые, как правило, скрытно и призванные испортить ему жизнь. Так завистник получает утешение; а если уж ему удалось втоптать «соперника» в грязь, тогда зависть сменяется ощущением настоящего глубокого удовлетворения.

Жадный не обязательно завистлив, а завистливый вовсе не обязан быть жадным. Не будем забывать, что завидовать можно не только материальному успеху. Зависть к красоте, уму и таланту другого человека встречается, пожалуй, почаще, чем зависть к богатству. Тем более что действительно богатые люди появились у нас не так уж и давно, а завистники никогда не переводились. Хотя завидовать можно и тому, что человек живёт в двухкомнатной квартире, тогда как ты ютишься в жалкой однокомнатной. Если чувствуешь ущербность и несправедливость, то всегда найдёшь, за что возненавидеть окружающих.

Если бы Муин преуспел в своей мести, вызвав в Халиме зависть, тогда он создал бы себе нового врага, который решился бы на всё, чтобы разрушить благосостояние бывшего приятеля, и история с обманом и предательством могла бы повториться. Поистине, люди склонны сами создавать себе проблемы.

Зависть, в силу своей природы, щедростью не лечится и не компенсируется. Завистливый человек легко может стать щедрым, если это даст ему признание окружающих. Для жадного щедрость действительно становится трудным испытанием, если, конечно, взамен на благотворительное пожертвование его не освободят от налогов. Когда щедрость выгодна, тогда и жадный способен на широкие жесты.

Практика щедрости, как и вообще любого противоположного по отношению к привычному действия, помогает только в сочетании с самонаблюдением. Так можно увидеть механистичность привычного поведения и осознать его причины, а потом изыскать способ их устранения. Внутреннее трение, возникающее вследствие сознательного изменения прежнего поведения на противоположное, очень облегчает наблюдение реакций своего ума и сопротивление привычек. В общем, замена жадности на неподдельную щедрость может стать действительно сильной и меняющей человека практикой.

Мудрецы не всегда могут дать толковый совет, ведь их жизнь сильно отличается от той, которую ведут люди. Попробуйте спросить у монаха, никогда не вступавшего в брак, совета относительно своей семейной жизни; он, конечно, что-нибудь умное скажет, сославшись на священные книги, но по факту своего опыта у него по данному вопросу нет. Суфий Дауд, тем не менее, дал весьма ценное наставление Муину, сообщив ему, что «завистников съедает то, что они считают правдой, а не сама правда». Такое можно сказать почти обо всех людях, занимающихся самоедством, но главное Муин уловил: если не можешь показать истинное богатство, покажи ложное. Если Халим решит, что Муин сумел разбогатеть волшебным образом, тогда вожделенная зависть наконец поселится в его чёрном сердце. В общем, суфий не подвёл.

Поскольку Муину пора было помирать, то священную функцию мести он передал своему сыну. Заметим, что для сына миссия имела уже другой смысл — это была не месть, а выполнение воли умирающего отца. Поэтому личной заинтересованности в мучении Халима у него фактически не было. Только выполнение воли, и всё.

Дальше начинается непонятное — несмотря на неудачу в бизнесе, Муин сумел на свои деньги купить «кое-какие драгоценности, два роскошных дома и многое другое». И вот риторический вопрос: что же ему не жилось-то спокойно? Видимо, всего этого ему самому для нормальной жизни тоже было мало, и с жадностью (конечно же, вынужденной, необходимой для осуществления благородной мести) у него было всё в порядке.

Дальше начинается классическая разводка, когда человеку обещают раскрыть великий секрет в случае его правильного поведения и регулярных денежных вливаний. Дома и богатые халаты создают необходимый фон для обмишуривания Халима, который, несмотря на свою прежнюю подлость, здесь превращается в самого, что ни на есть, простодушного лоха. Муин не видит в своём поведении ничего дурного, потому что собаке — собачья смерть. Недаром, видимо, говорят, что со временем мы сами превращаемся в тех, с кем боремся, обретая их подход к решению проблем и обращению с другими.

Суфийского секрета, которым приманивают Халима, не существует, ведь Муин накопил денег без всякого секрета, своими трудами. Тем не менее, информацию о том, что зависть лечится щедростью, Арам должен открыть Халиму только тогда, когда тот станет действительно щедрым. То есть ровно после того, как она ему станет не нужна.

Арам в точности выполняет волю отца, вытягивая из Халима деньги всевозможными способами в течение многих лет. Халим, возжелавший узнать суфийский секрет, столкнулся со всеми следствиями неосуществлённого желания: не вполне понятно, откуда брались приступы эйфории, но приступы депрессии — закономерное следствие желания, которое никак не получается удовлетворить. Ему пришлось компенсироваться — отвлекаться от одержимости суфийским секретом доступными по тем временам способами, в частности, собиранием сплетен. Удивительно, что он не попытался сразу же подкупить Арама или как-то умилостивить его; видимо, Халим и в самом деле был очень жадным человеком.

Когда не можешь прямо получить желаемого, ищешь хоть какие-то способы приближения к нему. Поэтому Халим начал читать суфийские книги и обнаружил, что «те, кто дают обещания и не выполняют их, создают себе препятствие. Таким людям не доверяют суфийских секретов». И здесь мы могли бы решить, что нашли главное послание притчи, но, честно говоря, людям, не способным следовать своим обещаниям, не только суфийских, но и никаких других секретов доверять нельзя. Такие люди слишком ненадёжны, и в любой момент ваш секрет может стать достоянием широкой общественности, для которой он не предназначался. При этом Халим не знал, что секрет, которым его столько лет соблазняют, — липовый, и что обратись он сам к Дауду за помощью, то услышал бы те же самые слова и рекомендации. Может быть даже, что они были бы более развёрнутыми и конкретными. Другое дело, что Халим надеялся получить секрет обогащения, а идти за ним к нищим суфиям было бы, конечно, несколько самонадеянно. Так что его пассивность в отношении прямого обращения к суфиям понятна.

Тем не менее, указание на неспособность выполнять обещания изменило поведение Халима, и он, наконец, выдал Араму достаточно большую сумму денег, чтобы тот почувствовал себя удовлетворённым. Многолетние измывательства прекратились, и Халим узнал сомнительную истину, согласно которой избавление от зависти происходит благодаря практике искренней щедрости. Вместо закономерного гнева он почему-то испытывает восхищение; возможно, это восхищение той ловкостью, с которой его водили за нос. Нельзя сбрасывать со счетов момент облегчения от бремени желания, однако получая совсем не то, чего ожидаешь, куда естественнее испытывать гнев, а не восхищение.

В результате Халим просит адрес мудрого суфия, чтобы поблагодарить того за столь ценный урок. Так он попадает в обучение, становясь в итоге великим суфийским мудрецом.

Что мы можем извлечь для себя в качестве назидания из этой притчи? Очевидный смысл таков: неисповедимы пути Господни, и наказание может стать благословением, а твой мучитель — проводником к Богу. Второй, не менее очевидный смысл, заключается в том, что вовремя прочитанное или услышанное объяснение (про неследование обещаниям) сильно воздействует на человека, меняя его поведение. Третий смысл: если довести человека до отчаяния в постоянном откладывании осуществления его желания, то, когда вы всё-таки выполните его совсем не так, как ожидалось, у него разовьётся стокгольмский синдром, и вы получите восхищение и благодарность вместо гнева.

Ну и четвёртый — не столь очевидный. Мудрец может воздействовать на ситуацию непрямым способом. Представьте себе, что к вам пришёл человек, желающий мести и проецирующий свою зависть на обидчика. Мечтающий, чтобы такую же зависть испытал тот, кто должен быть наказан. Тогда говорить вам с ним придётся о зависти, но если уж он решит осуществлять свою месть, то нужно дать истинный рецепт исцеления для того, кто совершил недоброе дело из-за своей жадности. Тогда вы должны сказать, что зависть лечится щедростью, указав, по сути, направление не только для мести, но и для исцеления наказуемого. И тогда мститель становится проводником помощи, а если он ещё и передаёт ваши слова обидчику, то, помимо прочего, доносит до него ваше послание. Зная людей, можно достаточно точно предсказать, как они себя поведут.

Месть — не благое дело, но благодаря наставлениям Дауда действия Муина и Арама обрели иное измерение, не превратившись в одну только ответную подлость. Халим исцелился и встал на Путь, Муин умер, обнадёженный тем, что будет отмщён, а Арам, подобно хорошему менеджеру, выполнил поставленную перед ним задачу, неплохо при этом заработав. Ну, а Дауд нашёл себе преемника — тёртого калача, познавшего зло и добро, и потому мудрость его будет более глубокой, чем у тех, кто сам воздерживался от зла и не имеет подобного опыта.

Прислушивайтесь к советам мудрецов, даже если они кажутся вам противоречивыми и не слишком логичными. Истинная мудрость выходит за рамки логики ума, но учитывает обстоятельства, о которых вы ничего не знаете. Другое дело, что найти истинного суфия в наше время не так уж и просто, но тот, кто ищет, — находит. И находит он именно то, что ищет на самом деле.