Отношения с учениками и вообще поведение Гурджиева является одной из главных загадок, над которой бьются те, кто пытается его понять. Про ситуации трения, которые он создавал для своих учеников, написано много, и вроде бы тут все более-менее понятно. Он бывал с ними груб, мог довольно жестко их высмеивать, мог создавать трудные условия в их работе и вообще давать невыполнимые, на первый взгляд, задания. Он умел создавать трудности для тех, кто находился с ним рядом, и их терпение и принятие происходящего нередко подвергались серьезной проверке на прочность. В качестве создания ситуации, в которой ученик смог бы работать над уровнем своего бытия, над отстраненным осознаванием своих реакций, такие методы можно было понять и как-то с ними смириться или даже к ним привыкнуть.

Во всех воспоминаниях их авторы отмечают, что в результате общения с Гурджиевым или обучения у него их уровень бытия безусловно вырос. То есть Мастером Гурджиев был вполне компетентным. Демонстрации танцев, которые он устраивал для публики, производили на нее весьма сильное впечатление, и не в последнюю очередь именно потому, какую степень владения собой показывали его ученики. Однако цель, которую он преследовал в работе с ними, так и осталась неясной, потому что многих способных и преданных учеников он попросту выгонял или отстранял от себя.

Сам Гурджиев писал, что его целью в работе с людьми является продолжение исследований психологии и природы людей. В таком случае все его «институты гармонического развития человека» должны были преследовать именно эту цель – то есть Гурджиев ставил эксперименты и проверял на учениках воздействие тех или иных практик, и искал доказательства некоторым своим теориям. Я думаю, что так оно и было, но только отчасти. Понятно, что можно было городить огород из ошарашивающих общество идей тоже только ради того, чтобы увидеть его реакцию. Но реакция эта, увы, во все времена одна и та же, и исследовать тут решительно нечего. Нечего особенно было исследовать и в психологии человека, ибо Гурджиев разбирался в ней прекрасно уже тогда, когда только-только приступил к учительствованию. Что касается экспериментов, то на них приходится идти каждому Мастеру, чтобы найти оптимальный метод работы с людьми в данное время, в данном месте. Какие-то вещи всегда приходится открывать заново, потому что состояние умов людей и их общего бытия диктует выбор методов обучения, а также взаимодействия с ними. Причем все эти открытия делаются исключительно для самих учеников, чтобы помочь им на пути к собственной духовной реализации.

Но обучение людей явно не было главной целью Гурджиева, потому что велось оно до некоторой степени странно. То есть формально все делалось вроде бы правильно: было учение – «Четвертый Путь», была цель – пробудиться, выйти из состояния машины и стать способным «делать», и были методы – самовспоминание и упражнения, призванные развить учеников. Но нельзя сказать, что Гурджиев последовательно занимался созданием некой духовной школы или чем-нибудь подобным. Скорее, он всячески избегал реального ее создания.

Примером этого может служить община, которую Гурджиев основал в поместье Приоре под Парижем, после эмиграции из России. Действие было до некоторой степени вынужденным, потому что вместе с Гурджиевым во Францию прибыли русские ученики, которым на тот момент банально было негде и не на что жить. Возможно, Гурджиев хотел посмотреть, что получится в условиях компактного проживания и постоянной работы, которую, конечно, нужно было организовать. В какой-то момент это была настоящая «школа»: собранные в одном месте несколько десятков людей, работающих над собой в крайне интенсивном режиме. Характерно, что сам Гурджиев жил в Париже, приезжая в Приоре на несколько дней в неделю. Ученики занимались тяжелой физической работой по благоустройству поместья, а вечерами делали упражнения. Они должны были работать на пределе своих сил, чтобы добиться ускоренного развития своего бытия. Сверхусилие было тем, к чему стремились многие, потому что его требовал от них Гурджиев.

По Гурджиеву сверхусилие заключалось в том, чтобы продолжать делать что-то даже тогда, когда у тебя вроде бы кончились все силы. В процессе этого преодоления себя у человека должны заработать дополнительные источники энергии, которые в обычном состоянии являются неактивными и никак не используются. Приходит, что называется, «второе дыхание», и человек может продолжать работу так, как если бы не исчерпал себя раньше, как если бы он только приступил к ее выполнению. Такая практика помогала выработать волю, научиться преодолевать жалость к себе и обнаружить скрытые внутри человека силы. Многие ученики, сумевшие совершить требуемое сверхусилие, обнаруживали их, кроме того, на его фоне с ними происходили трансцендентные переживания. Подобное, в частности, описывал Джон Беннетт. Надо сказать, что практика сверхусилия существует во многих мистических традициях. Она может быть связана с молитвой, когда монах, например, молится всю ночь, совершая при этом тысячу поклонов – то есть вставая на колени, касаясь лбом пола, и снова вставая во весь рост. Мистиками давно замечено, что когда физическое тело утомлено, человек становится более открытым для импульса свыше, и потому практики, требующие от человека сверхусилия, были разработаны практически везде. Ну а Гурджиев сделал сверхусилие обычным делом для своих учеников, и для кого-то это сработало.

«Школа» в Приоре просуществовала два года, а потом Гурджиев попал в автомобильную аварию. Состояние его было тяжелым, и на восстановление ушло почти полгода. Сразу по выздоровлении он объявил о прекращении работы в Приоре и предложил ученикам убираться восвояси. Кто-то уехал сразу же, кто-то чуть позже, и около трети учеников проигнорировали указание покинуть Приоре. Чуть позже Гурджиев снова начал заниматься с ними, но ни о какой «школе» или даже Институте (как он любил называть свой проект) речи уже не шло. Потом и Приоре был продан за долги, и история организованной и сплоченной Работы на этом для Гурджиева завершилась. Мог ли он найти деньги для спасения поместья и продолжения Работы в такой форме? Если бы захотел, то, конечно, нашел бы. Мог ли он продолжить подобную деятельность в другом месте? Да, мог бы, но опять же не хотел этого. И вполне можно понять, почему так произошло.

Какие бы странные вещи ни рассказывал о себе Гурджиев, и как бы он ни затуманивал свое прошлое – совершенно очевидно, что основное обучение он прошел у суфиев. Четвертый Путь строился по принципам суфийской Работы, пусть и с поправкой на уникальность подхода Гурджиева. Но суфийский Путь не подразумевает создания ашрамов, общин или монастырей, в которых люди живут и работают постоянно. Он проходит в гуще повседневной жизни, где искатель учится и терпению, и принятию, а также обнаружению Божественного Присутствия и проявлений Воли Бога. Суфийская Работа не проводится в условиях искусственно созданной изоляции ее участников, хотя иногда они, конечно, могут уединяться с целью выполнения каких-то, требующих этого, практик.

Когда Гурджиев создавал свою общину, он отчасти шел на поводу у обстоятельств, отчасти хотел посмотреть, что получится из всей этой затеи. Выяснилось, что даже интенсивная работа не может отменить фактора времени, которое требуется для развития человека и обретения им опыта и необходимого уровня бытия. Что невозможно перепрыгнуть через внутренние ограничения, которые несет в себе ум, а для того, чтобы их устранить, требуется опять же достаточно много времени. Что поддержание функционирования общины влечет за собой не только материальные затраты, но и затраты все того же времени – и что нужно самому жить в общине, отдавая ей большую часть своей энергии и вообще жизни. Если бы такая задача стояла перед Гурджиевым, и если бы именно она была главной целью его миссии, то он, несомненно, добился бы ее осуществления. Вот только задача его, похоже, была совсем иной. Я бы даже сказал так – возможно, что главной целью Гурджиева было не учить их, но исследовать их реакции на обучение и на новое знание.