Человек устроен так, что он должен чем-то жить, и все настоящие мистики это прекрасно понимают. Буддисты говорят об одном желании, которое надо оставить в своем уме, чтобы продолжать жить в теле. Тот, кто отрывается от всего земного, прекращает жить, и тут нельзя сказать, что это плохо, или это, наоборот, хорошо. Кому-то возможно и надо уйти сразу, а кому-то следует побыть среди людей, поддерживая себя, например, чувством сострадания к ним. Страдая вместе с ними и даже, отчасти, за и вместо них. Проблема данного подхода в том, что зацепившись за людей, за желание облегчить их страдания, ты останавливаешься и остаешься вместе с ними, не достигая высот переживания единения с Богом. В этом смысле страсть к постижению Истины куда полезнее с точки зрения дальнейшего продвижения по Пути к Богу. Сохранить в себе интерес к тому, как все устроено, интерес если не к миру, то к высшим уровням Реальности – весьма полезно. Жить Истиной, ростом знания и понимания вполне возможно, и большинство мистиков, прошедших Путь до конца, жили именно Истиной. Однако и страсть к Истине однажды исчерпывается.

В какой-то момент у большинства мистиков совсем не остается, чем жить на этом свете. Те, у кого есть миссия – нести новое учение, распространять знание, проводить Волю Бога – держатся за нее, и живут ею. Но когда за стадией следования Воле наступает стадия исчезновения в Боге, то жить выполнением миссии уже тоже не получается. Тут и наступает провал, преодолеть который дано не каждому, потому что есть великий соблазн исчезнуть в Боге окончательно и бесповоротно. И тут открывается последний повод и последняя движущая сила, помогающая продолжать жить, и имя ей – любовь.

К любви, так или иначе, приходят все мистики, достигшие высокого уровня. Некоторые с нее начинают, но любовь к Богу в самом начале Пути есть любовь к идее, к некоему чувству великого, и не более того. Не может быть иначе, и не бывает иначе. Мы не можем любить того, чего не знаем, а величие Бога в начале Пути мы можем лишь ощущать, но любить эти свои ощущения было бы как-то странно. Поэтому любовь к Богу, с которой раньше начинали все суфии, была всего лишь любовью к идее Бога, вдохновением, которое на них оказывали священные тексты и собственные мистические переживания. Но жить любовью к Богу – тоже вариант, и вариант не самый худший. Однако любовь, к которой приходят мистики в конце Пути, имеет совсем иные свойства.

Мистик проходит через многие трансформации, суть которых совершенно непонятна тем, кто находится в начале Пути. Например, у него отсутствует процесс осознания, который знаком всем, кто работает с вниманием, стараясь взрастить осознанность. Мистик обладает Сознанием, которое полностью проявлено в его бытии, и нет никакого разделения внимания, нет видящего и осознаваемого. Сознание присутствует во всем, что с ним происходит, но никакого процесса осознания здесь нет. Все что делается, и что происходит, сразу присутствует в Сознании, и все. Но Сознание пассивно, и жить только Сознанием все равно нельзя. Нужна некая активная сила, которая могла бы стать тем, что удерживает человека в физическом теле. Ею и становится любовь, когда ничего уже – включая «Я» мистика – не остается. Можно сказать, что это тот атрибут Бога, который получают все, дошедшие до финальных стадий Пути. Когда не остается почти ничего, жить можно только любовью – не обусловленной ничем, не имеющей конкретного объекта приложения и не требующей, по сути, никаких действий. Она полна сама по себе, и не требует какого-то специального выражения. Единственное, что требует выражения в этом состоянии, – это благодарность Богу, но и для нее нет подходящих слов, потому что она – как и любовь – практически невыразима словами. Нет слов для того, чтобы выразить бесконечное, да и не требует оно выражения словами.

Я шел по Пути Истины – и пришел к любви. Все мистики приходят к ней рано или поздно, потому что она оказывается той силой, которая обнаруживается в самой основе бытия. Хотя к этому, конечно, надо еще прийти. Но какой Путь вы бы не избрали, подозреваю, что в конце его будет любовь. И это хорошо.