Жил-был мальчик, и с ним не играли мама и папа. Взрослые большие люди выглядели сердитыми, скучными, непонятными: наказывали за радость, хвалили за скуку и ни-ког-да не играли.

Эти дядьки/тётьки заставляли делать то, что совсем-совсем не нужно было мальчику, и не позволяли заняться по-настоящему интересными делами.

Мальчик решил, что не будет таким, как они: он не будет взрослым. Таким и остался. Он ходит с бородой и усами, говорит басом, у него родились свои дети. Мальчик спрятался в большого дядьку и по-прежнему изо всех сил пытается остаться маленьким. Он притворяется взрослым, потому очень серьёзен и тоже ни с кем не играет. Чтобы все же не стать таким, как не маленькие и скучные, он не соглашается с ними ни в коем случае. Дядя мальчик ждёт, что скажут другие, чтобы тут же сказать: нет, я это не буду, я так не хочу. Он доволен, что в который раз остался маленьким. Вот если бы еще не быть при этом несчастным. Он ищет то, что найти невозможно: получать блага — как взрослый и не платить — как ребенок. Он считает себя искателем.

Тётенька сорока с лишком лет звонко смеётся, капризничает, упрямится, спорит, чтобы отстоять то, что считает правильным. Ей четыре годика. Специальный такой возраст, чтобы спорить со всеми и быть везде и сразу. Девочка-тётенька не желает быть взрослой, она хочет играть. Однако другие люди играть не согласны, они кричат даже на детей, а на тётеньку сердятся тем более. Откуда им знать, что она ребёнок? Если же с тетей девочкой играть не хотят, она ищет тех, кто играть согласится. Она идёт к искателям.

Эти персонажи не выдуманные, лишь немного обобщенные. Я их знаю лично. Может быть, и вы тоже?

Теперь обо мне. Расскажу о том, как обнаружила своего ребёночка, как нашла свое давнее решение остаться ребёнком.

Далось это видение непросто.

О расщеплённости мне не раз говорил куратор, я сама ощущала её как постоянное недоверие собственному опыту и неусвоение этого опыта. Я снимала пласты за пластами, но расщеплённость оставалась. Я говорила искренне и в то же время ощущала неискренность; знала, что не вру, и в то же время подозревала себя во лжи. Впору с ума сойти, а мне терпимо. Как такое может быть? Как написали бы в триллерах, не бросайте читать, самое интересное только начинается.

Потом началась история с глазами, когда с полгода вообще не могла смотреть от постоянной боли в глазницах, когда зрение плыло и бликовало. На этом фоне я дала обет Господу писать о Пути к Нему и написала меньше чем за год три статьи для сайта. («Пиши сейчас», «Жизнь невпопад», «Нужно быть нужной»). Многое открылось, но расщеплённость оставалась. Она стала мучительной. Куратор говорил мне о внутренней лжи, о том, что чего-то не вижу, но спрятанное не открывалось.

Наступил тяжелейший кризис мотивации, веры, крушения иллюзий. Я раскололась пополам. Одна часть меня не просто верила, а знала о существовании Господа, другая же тенью подозревала в притворстве. Это было мучительно и ужасно надоело. После мартовского семинара я взялась за отсутствие цельности всерьёз. Намерение было тотальным: не отступлю, пока не увижу. Я начала созерцать непрерывно ситуации расщепления в Работе, в практиках, в общении с Мастером и куратором, свой предыдущий опыт поиска, открытие сердца, сдачу воли, серию снов с Мастером. Каждый день я читала зикры «Устраняющий разделенность / Дающий цельность».

Наконец-то увидела свой транс, в котором я не хотела созерцать и усваивать опыт, и о котором мне уже говорил куратор. Транс выглядел так: я отдавалась, я внимательно и чутко следовала тому, что видела, но… не видела. Я не брала на себя ответственность называть, признавать и меняться. Пусть «происходит само собой» и «взрослые лучше знают». Взрослыми, конечно, были Максимилиан и Мастер. Но они даже если и знали, мне не говорили. И сидела я в своей хате с краю и ждала, когда же мне растолкуют мой опыт и подтвердят настоящесть его. Наконец-то я увидела одну из причин, искательскую такую, хорошую: чтобы ум не мешал, его нужно заткнуть, отключить. Изменённые состояния ума с таким намерением гарантированы. Я хотела понять, не понимая. Куратор помог мне увидеть. Наконец-то! Вот оно как: ум включен, но не мешает, и его работу тоже наблюдать.

Но было еще что-то, состояние расщеплённости стало тоньше, но не исчезло. Я продолжала практику зикра, я созерцала нецельность и молилась. Способность созерцать возросла. Я могла подвешивать вопрос и в течение дня замечать, как проявляется отсутствие цельности. Так я заметила, что всегда есть нетерпение и спешка, даже когда я сажусь на практики с твердым намерением и желанием, увидела, что эта спешка присутствует и в других делах. Появилось определение, что «всё понарошку».

Мы, школьники, знаем, что большинство причин поведения лежат в детстве. Детство я и начала вспоминать, но совсем под другим углом, чем в предыдущей работе с опытом ранних лет. Я увидела, что меня НИКОГДА не ругали, не говоря уж о том, что не били. Было очень много тяжелых сцен, но они происходили не со мной, и более того, я могла их остановить. Не буду повторяться, уже рассказывала о них в предыдущих текстах. Меня всегда хвалили, мной восхищались и в детском возрасте, и во взрослости. Во всяком случае, я так помнила. Как такое может быть? Мне самой это показалось странным. Вспоминала, как мне говорили разные люди, что я произвожу впечатление человека, у которого не было никаких бед, и что я сама считала так всегда и верю в это до сих пор. Вспоминались события, в которых я чувствовала детскую беспомощность, мои незамечания «взрослых» дел. Мужчины говорили мне, что меня невозможно обидеть, что я как ребенок. Мне нравилось это, я чувствовала себя в безопасности. Минусы тоже были: мужчины были главнее, и они могли решать за меня, но я могла соглашаться внешне, внутренне не соглашаясь. Понарошку.

Понарошку! Я вспомнила! Мне не нравились взрослые. Они плохо жили: пили, дрались, мама плакала, за отца было стыдно, и другие люди в нашей деревне были скучные, часто пьяные. Я не хотела быть как они. И у меня было преимущество: я ребенок, и меня не бьют, и меня любят. Если я буду ребенком, то я буду в безопасности, и точно не буду как они. Я запрятала своего ребёнка. Вокруг стала расти тётенька. Ребёнок становился взрослым понарошку, ведь он решил им не быть. Представьте теперь, что ребёнком я побыть не успела, пришлось решать недетские проблемы, но остаться им захотела. Стать взрослой, решив остаться ребёнком, которым не была. Как вам такая программа жизни? 

Я всё же повзрослела, но ощущение «понарошку», ощущение притворства, когда нужно делать вид, что не страшно, что понимаю, что я безобидна и совсем не вижу ничего плохого, осталось.

В 90-е я без разбору начала читать книги по психологии, эзотерике, околорелигиозные. Ошо, Айванхов, Тимоти Лири, Эрик Берн, Крайон, Свяш… кто знает, тот ахнет. В такой гремучей смеси мой ум продолжал возводить здание под лозунгами: «не видеть плохого», «не осуждать», «быть как ребёнок».

Мастер нередко говорит о том, что нужно расстаться со своим внутренним ребёночком, повзрослеть уже. Когда я слышала эти слова, никогда не относила их к себе. Я же стала взрослой так рано, с 9 лет жила в интернате, и рано вышла замуж, и всегда работала. Пусть взрослеют те, кто ноют, или ленятся, или практики не делают… 

Но как только я увидела своё «понарошку», раскрылось множество ситуаций незрелости, наивности. Детская установка «не видеть зла», подкреплённая чтением вдохновляющей литературы, привела к тому, что и на «хороший» опыт я не смотрела. Лучше не смотреть ни на что, чтобы вдруг не увидеть что-то, что можно осудить или в чем можно разочароваться. Хорошие люди не осуждают. Искатели, как вы знаете, тоже. 

Сейчас я смотрю и созерцаю непрерывно. Созерцание стало необходимостью, воздухом, светом. Я взрослею.

Думаю, что в среде искателей немало детей, не желающих мириться с «некрасивым и несправедливым миром», решивших еще в детстве, что будут жить в «своём» мире. Мальчиков и девочек, запрятанных в мужчин и женщин, можно освободить, дать им наиграться и разрешить взрослеть.

Потом придёт пора оставить игры желаний, побрякушки идей. 

И тогда — можно быть взрослой и совсем нескучной. Можно смотреть и видеть. Можно не прятаться. Можно перестать играть в прятки. Так жить гораздо интересней и свободней: не давит костюмчик тётеньки и не задыхается внутри дитятко. Жить не понарошку. 

Господи, я нашлась!