Начав практиковать осознанность, я обнаружила, что мне очень трудно слушать. В разговоре у меня быстро возникало ощущение, что я уже все поняла, и меня тянуло скорее высказаться по вопросу.

Тогда я поставила цель внимательно слушать собеседника до конца, перед ответом замедляться, смотреть на высказывание целиком и только тогда выносить суждение. Тут и обнаружилась степень бессознательности этой реакции. В ходе разговора я напрочь забывала о слушании и замедлении. Моё основное внимание было поглощено потоком мыслей, чужая речь шла фоном, и привлекала внимание только там, где резонировала с моими мыслями. Ум цеплялся за отдельное высказывание, которое казалось понятным, рождалось мнение по вопросу, на этом слушание заканчивалось, и я хотела скорее высказаться. Давление этого желания было настолько сильным, что даже если удавалось вспомнить про слушание и замедление в ходе разговора, я не могла отстраниться и продолжать наблюдать. Суждение рвалось наружу, и высказывая его, я испытывала кратковременное удовлетворение от чувства собственной значимости. Которое быстро сменялось опустошённостью и разочарованием, что замедление не получается.

Для преодоления этой реакции мне было предложено упражнение. Подготовка - визуализировать, как я в школе тяну руку, чтобы первой ответить на вопрос учителя, или сообщить, как решается задачка, с криком: «Я, я, я знаю, я знаю как правильно!!!». Гротескно, преувеличенно. Потом добавить в эту визуализацию собеседника, который что-то говорит, а я его прерываю таким образом.

И основная часть упражнения - в разговоре в момент, когда очень хочется высказаться, сначала представлять, как кричишь: «Я, я…, я хочу» и затем говорить всё, что хотела сказать.

В визуализации пришло осознание, почему закрепилась такая модель поведения. В нашей семье никогда не заставляли учиться или быть отличником. Быть умным и отличником считалось нормой, несоответствие которой автоматически приравнивалось к идиотизму. Существовала история про родителей – золотых медалистов и краснодипломников, старшая сестра тоже была отличница. Я боялась, что если не буду такой же, не продолжу семейную традицию, то просто я не в порядке. Мне было страшно чего-то не суметь ответить в школе, поэтому если я знала ответ, то хотела быстрее ответить. А когда чего-то не знала, хотела, чтобы меня не спросили. Было стыдно опорочить свою семью и не знать ответы на все вопросы. Так закрепилось желание использовать любую ситуацию, чтобы доказать свой ум. 

Благодаря этой визуализации я увидела, как давил на меня идеальный образ родителей, и как я боялась, что не смогу стать как они. Поэтому любое отклонение от того «как они» воспринималось мной как неудача и закрепляло неуверенность в себе. А свои достижения не считались ценными, так как они противоречили родительскому идеалу.

Визуализация помогла мне увидеть, что в школе я прятала от других желание быть самой умной, держала руку спокойно, без подскока. Так как хотела выглядеть всезнающей, а не всезнайкой. Подавление внешних проявлений детского желания быть отличницей привело к тому, что оно не ушло по окончании школы, а стало частью общей модели поведения «эксперт по всем вопросам». Это мешало увидеть корни этой реакции и разотождествиться с ней.

Осознав исток желания демонстрировать свою компетентность, я стала лучше слушать и слышать. Теперь я чаще помню о необходимости слушать до конца, могу остановиться подумать, прежде чем высказаться. А если посреди разговора вдруг возникает какая-то мысль, которой срочно хочется поделиться, я вспоминаю девочку, тянущую руку, и снова могу молчать и слушать вне потока своих мыслей.