Жизнью человека правят, как известно, его желания, из которых главное, единственно ясное всем и каждому, и потому доминирующее – желание избегать страдания.
Но что есть страдание? Нам кажется, что мы понимаем слова, которыми пользуемся. Тогда как глубина этого понимания может быть очень разной. Вот слово «страдание». Нет, наверное, более важного понятия для обычного человека. Но насколько мы понимаем то, о чем говорим, и – из чего живем? Пройдем для углубления понимания двумя простыми способами, используя инструменты ума: посмотрим на происхождение слова (его этимологию) и сравним его значение с другим таким же, но нерусским, в данном случае – с санскритским (пали), на котором изложено самое известное в мире учение о страдании и желаниях (буддизм).
Страдание для русских связано со «страдой», то есть – с тяжелой, вынужденной работой, принуждением. Вот, оказывается, что для русского самое актуальное и неприятное. Сразу многое становится понятным о русском менталитете, причинах его «лени» и вечной тоски по воле, не правда ли?
А вот для самоуглубленных индусов/ариев страдание связано совсем с другим. Первая благородная истина страдания буддизма о страдании – дуккха (пали dukkha ariya sacca, или dukkha sacca; санскр. duḥkha satya). Слово дуккха состоит из приставки ду- («плохой») и корня кха (пустой) – «плохая пустота». По контексту языкового кода – это смещенная по центру ось вращения колеса, дающая «ухабистую езду». То есть «плохая пустота» дуккха – это беспокойное, неравномерное вращение колеса или попросту беспокойство. Отсюда понятно, почему буддисты и индусы так стремятся к покою.
И понятно, почему русские с таким переводом доктринальной базы так плохо понимают буддизм (впрочем, как и прочие иноязычные учения). Чтобы не быть голословным, пройдем чуть дальше по доктрине буддизма: вторая благородная истина причины страдания – samudaya satya (самудая – «целое», сатья – «реальность») связана с танха («жажда», «сухость», то есть нехватка, нужда). На русский это слово обычно переводят как «желание». Кстати, этимология этого русского слова родственна корню «жаль» – печаль от того, что хочешь, но (ещё) не имеешь. Но про жаление, также связанном со страданием, будет дальше.
Что же является причиной страдания у буддистов? В сухом остатке: целостная реальность раскалывается этой «танхой», нехваткой (жаждой), этим беспокойством и нарушается единство и гармония. Эту неполноту, незавершенность можно завершить, заполнить, перестать беспокоиться – пройдя восьмеричный буддийский путь. Всё это мало похоже на тупое осуждение и отказ от желаний, как обычно понимается суть буддизма русскими, не правда ли?
Итак, русскому больше всего не нравится то, что мир заполнен принуждением, а индусу – его вечно, колеблющееся, дурное беспокойство. Типичная (отупляющая) русская реакция на страдание/принуждение – русская тоска (или «туга»), печальное отстранение от вечного принуждения, мечтательное переживание смутной жалости (обломовщина). Типичная индийская реакция на страдание/жажду – индийская суета, беспокойная устремленность к восстановлению вечной нехватки чего-то («прилипание», а не остранение, как у русских). И типичное уравновешивание тоже ОЧЕНЬ разное. У русских: воинская решительность или какой-нибудь деятельный Рахметов, спящий на гвоздях (или напившись – лезть в душу). У индусов – медитирующий отшельник под баньяном.
Но попробуем подняться над всеми национальными ограничениями, чтобы взглянуть на ключевую проблему страдания с другого угла/горизонта зрения/масштаба – глубже, используя более совершенный метод, уже не ума, а сознания – созерцание. Чтобы снять этнические разночтения. Делюсь с Божьей помощью полученными результатами.
Вмененно созерцая причины своего отстранения (неприятия, отчуждения), в поле, которое дается на практике, я увидел корневую червоточину своего остранения – в истоках трещины своей расщепленной личности. Ничего нового – это пресловутая жалость к себе, которая, как нам уже известно, и превращает боль в страдание. Которая может быть очень вкусной и сладкой. И за счет этого от неё очень трудно отказаться, особенно не осознавая то, чем именно питается Эго в этом страдании/жалении.
Но откуда в жалении эта сладость? Сладка – месть. Когда мы расковыриваем свои раны саможалением мы мстим – во-первых себе, проклятому, допустившему, слабому. Во-вторых, всем остальным, кто тоже виноват. Это – обида. Так ребенок, чтобы наказать родителей, воображает, как он умрет и как они ещё пожалеют. В-третьих, и это самая глубокая и тонкая, но самая реальная обида – мы мстим Богу (часто не отдавая себе отчета даже в Его существовании, но что Он есть, Истину, каждый внутри себя знает). Ведь, в конце концов, это Он всё это создал, Он во всём и виноват.
Таким образом на образном языке индусов и смещается эта «ось» вращения жизни из гармоничного центра покоя и воли в подневольную «страду» – смещается нашим неприятием (когда случилось – не по-нашему). Неприятием, которое порождает отстранение, отчуждение «Я» – то есть раскол мира на «Я» и «Оно». И желание наказать болью за это всех причастных, начиная с Творца и кончая собой. Которое реализуется ВНУТРИ себя в виде обретения особого состояния переживания обиды в веде жаления себя – сублимированного гнева, нового, раз за разом, по нарастающей, воспроизведения переживания раны/боли.
Таков, получается, тот червячок, червоточина, источник моего отчуждения от Бога, его мира и себя, первоисток страдания.
Радикальное лекарство от него тоже известно – тотальное принятие Бога, мира и себя.
Ничего нового – но всё осознаешь, как в первый раз…