Выдержки из книги «Учиться как учиться»

Вплоть до недавнего времени, как теперь столь часто напоминают нам литераторы, психологи и те, кто занят изучением человеческого сознания и число которых растет, суфизм был закрытой книгой для обычного человека. Его язык, в той форме, в которой его нашли в классических и специальных суфийских писаниях, казался почти недоступным. Востоковеды (теперь называемые более точно специалистами в науках Азии и Африки о человеке) сохраняли почти полную монополию на информацию по этому предмету и, тем не менее, можно было обнаружить большое расхождение во мнениях относительно того, что такое суфизм, как и где он возник, и что означали его учения. Некоторые деятели ислама были против него, другие объявляли его истинной сущностью ислама. Некоторых, принадлежавших к немусульманской традиции, он сильно привлекал, другие находили, что он, на их вкус, слишком ограничен культурными рамками.
Публикация суфийских историй, очищенных от нравоучительного налета и многословия, вместе с изучением суфийской психологической работы и, вероятно более всего, наблюдаемые аналогии с нынешними социальными и культурными проблемами, весьма драматично изменили эту картину. Теперь обще признано, что суфийские исследования и опыт в течении последнего тысячелетия были одной из наиболее многообещающих областей развития в направлении понимания человека и указания на его восприятия неизмеримой реальности.

Но признания не было до тех пор, пока люди, главным образом на Западе, не начали замечать соответствие религиозного и психологического, эзотерического и культурного, полагая, что можно развить более целостный подход к данному предмету.
Между тем, конечно, неповоротливые в науке все еще считают суфизм мистическим эзотеризмом; поклонники культа все еще хотят сохранить эту ауру; немногочисленные ученые желают установить монополию, утверждая, что лишь их интерпретации заслуживают доверия.

…Показать многосторонность и актуальность суфизма было не трудно при наличии двух предпосылок: свободы публикации и растущей, во многих культурах, неудовлетворенности ограниченными и невежественными авторитетами.

…Были, конечно, возражения, что «популяризация» суфийских материалов может отдалить многих людей от древних традиций и ценностей, которые удерживаются кем-то с целью представления. В действительности, верно обратное. В следующих одна за другой публикациях, даже традиционалисты и формальные ученые, не говоря о многих других — на Востоке и Западе — с воодушевлением приняли недавнее восстановление смысла этих материалов: и число заинтересованных чрезвычайно возросло. Пренебрегать этими новичками из-за того, что они не всегда профессиональные востоковеды или поклонники культа (еще многие являются и теми и другими) — значит оказаться неспособным заметить, что многие из них, по меньшей мере, столь же разумны, хорошо информированы и потенциально полезны в изучении человека, как и специалисты. В действительности, одной из самых печальных вещей, относящихся к противодействию в некоторых кругах раскрытию свежего проникновения в самую суть суфизма, было проявление почти примитивного и совершенно отупляющего фанатизма и ограниченности в кругах, где такие качества пагубны для чести ученого и уменьшают вероятность того, что этих людей будут продолжать принимать всерьез те, чье уважение так много для них значит.

 

…Суфийское учение действует широко, на стыке наук и в общих областях, как фактор, чье значение и вклад невозможно ни отрицать, ни приостановить. Произошло то, что теперь большее число людей подготовлено изучать вечную истину, а не только местные проявления и производные социологические формы, в основном, антропологической ценности.

…Несмотря на жесткие требования, чтобы суфийская мысль была представлена только в терминах знакомых положений и языка местной культуры, было бы несправедливо как по отношению к суфиям, так и по отношению к тем, кто у них учится, пытаться влить пол-литра в обычный стакан.
Суфийская мысль-и-действие требует своих собственных форм, в которых она проявляется и действует: именно по этой причине она всегда, в прошлом и в своих особых областях выражения, устанавливала и поддерживала свои собственные институты и учебные центры. Но современная атмосфера на Западе, как бы там, возможно, ни пренебрегали развитием таких форм для себя, сегодня подготовлена гораздо больше чем прежде для восприятия гипотезы, что может быть форма учебы, которая представляется, концентрируется и распространяется через особые и специализированные институты. Только там, где мы встречаем людей, воображающих, что внешняя форма таких институтов, годная для одного места и времени, также годится здесь и сейчас, и притом является самой вещью, на нас лежит обязанность указать на тот факт, что такие мнения являются ограниченными и ограничивающими. Тех, кто придерживается их, они делают непригодными к пониманию.